– Послушай, Мари…

– Семьсот пятьдесят тысяч фунтов! Семьсот пятьдесят тысяч, мать твою, а я из них ни пенни не увижу, и все по твоей милости.

Утром Иона пытался до нее дозвониться, чувствуя, что должен все объяснить насчет квартиры. Задним числом он мог бы догадаться, почему она не отвечает на его звонки и сообщения. Из сказанного Флетчером следовало, что полиция уже допрашивала Дилана, так что Мари знает о произошедшем. Однако Иона чувствовал себя обязанным лично все ей объяснить. Когда она не перезвонила, он отправился к ней домой, надеясь, что Мари еще не уехала к сестре.

И напрасно.

– Ясно же, что Гев все нам хотел оставить, но ведь нет! Тебе понадобилось сунуть туда свой нос! – орала Мари. – А теперь полицейские знай себе вопросы задают. Они даже ведут себя так, будто бы Дилан что-то нарушил! А он ездил туда лишь затем, чтобы хоть как-то почувствовать близость к отцу. Не хотел меня расстраивать, потому и молчал. Он клянется, что вообще ничего не знал о деньгах, а мой сын не врун!

Иона гадал, обмолвился ли Дилан о травке, которую покуривал, или тоже как-то запамятовал. Он снова попытался вставить словечко:

– Мари, если ты впустишь меня в…

– Мам, все нормально?

За спиной Мари в коридоре показался Дилан. Он бросил сумку с вещами рядом со стоявшими в прихожей двумя чемоданами и с неприкрытой злобой посмотрел на Иону.

– Все хорошо, дорогой, иди заканчивай собираться, – сказала ему Мари. Затем обернулась и снова вперилась в Иону ядовитым взглядом. – Господи, как же жаль, что я вообще обратилась к тебе за помощью. Неудивительно, что Гев перестал с тобой разговаривать, он знал, что от тебя одни напасти! Иона по имени, Иона и по натуре[1]. Держись-ка ты от нас подальше. Видеть тебя больше не желаю. Никогда!

– С удовольствием, Мари, – сказал Иона хлопнувшей перед ним двери.

Он развернулся и пошел к машине. Он не винил Мари за злобу. С ее точки зрения, он только и делал, что навлекал на них одну беду за другой. Тот факт, что у него не оставалось выбора, что все его действия диктовались обстоятельствами, не повлиял бы на нее точно так же, как и на Флечтера.

Если на то пошло, то и на самого Иону тоже.

Он полночи пролежал без сна, не спеша прокручивая в голове свои действия. Но его самобичевание зиждилось на вероятности того, что за дверью квартиры на самом деле стоял Оуэн Стокс, что сам он принял неверное решение и дал Стоксу улизнуть. Если это так, то Иона заслуживал презрения Флетчера. Но все же он не мог себя заставить в это поверить. Между пытавшимся открыть дверь и тремя четвертями миллиона фунтов стоял только Иона.

Если за дверью был Стокс, он наверняка бы попытался забрать деньги?

Находка денег изменила абсолютно все. Похоже, раз и навсегда снялся вопрос, имел ли Гевин отношение к коррупции. Когда Иона смотрел на занимающийся за окном рассвет, в голову ему пришла еще одна тревожная мысль. Независимо от того, кто находился за дверью квартиры, Стокс что-то искал, когда вломился в дом Мари. Вывод напрашивался сам собой – деньги. Но как Стокс о них узнал?

Если только Гевин ему не сказал.

Иона по-прежнему не хотел верить, что Гевин и Оуэн Стокс могли действовать сообща, однако в предположениях Флетчера присутствовала определенная логика. Во-первых, нельзя не учитывать три трупа в пакгаузе. Надин, Даниэль Кимани и еще один пока что неопознанный мужчина. На первый взгляд, наличие Кимани подрывало версию о связи убийства с нелегальной перевозкой мигрантов. Версия эта и раньше казалась зыбкой, особенно с учетом слов Флетчера, что контактов с бандами за Стоксом не числилось.

Но Гевин как раз работал с бандами. А семьсот пятьдесят тысяч фунтов сами по себе являлись мотивом. Людей убивали за гораздо меньшие суммы, что порождало новые жуткие версии касательно самих жертв. Если же – если – Гевин работал в паре с Оуэном Стоксом, существовала ли вероятность, что Гевин натолкнулся на нечто заставившее его по-новому взглянуть на события десятилетней давности?

На случившееся с Тео?

Это возвращало Иону в исходную точку. К вопросу о том, зачем Гевин позвонил ему в ту ночь. Гевин мог иметь куда более сложные мотивы, чем кто-либо предполагал. Возможно, деньги и попытка искупить давнюю вину не исключали друг друга, во всяком случае по его разумению. Возможно, одно вело к другому, а Оуэн Стокс, трупы в пакгаузе и все остальное неразрывно связано между собой.

А может, Иона просто хватался за соломинку.

Он завел машину и уехал от дома Мари. Таким потерянным и беспомощным он не чувствовал себя со времени исчезновения Тео, а к пониманию сути дела по-прежнему не приблизился ни на шаг. Только в одном месте он мог бы найти ответы.

Но сначала придется ненадолго остановиться.

Уилкс обитал в одноэтажном доме на две квартиры постройки 1960-х годов, стоящем на тупиковой улице. Этот последний дом отличался от соседних отказом от дверей и оконных рам из пластика в пользу дерева, с которого слоями осыпалась краска. Строение окружал крохотный палисадник, где кривые розовые кусты медленно задыхались под натиском сорняков.

Иона прошел по коротенькой дорожке ко входной двери и позвонил. Раздался резкий треск, так что Иона для верности постучал еще и в деревянную дверь. Послышался звук отодвигаемого засова, затем дверь открылась.

Здоровяк Уилкс выглядел небритым и растрепанным. На нем красовалась заляпанная белая футболка, на шее висело полотенце. Он источал кислый запах спиртного и застарелого пота, над щеками с узором из лопнувших вен на Иону глядели желтые, налитые кровью глаза. Уилкс таращился на него с похмельной неприязнью.

– Что надо?

– Думал, может, поговорим.

Уилкс надрывно кашлянул, словно пытаясь исторгнуть из легких мокроту.

– О чем?

– Скажу в доме. – Иона поднял висящий на его запястье пакет. – Я с подарком.

В пакете лежала бутылка виски того сорта, который Уилкс пил в пабе. Бывший сыщик приободрился.

– Ничего себе. – Он отступил, пошире открыв дверь. – Заходи.

В доме пахло табачным дымом, подгоревшей едой и грязным бельем. Иона прошел в гостиную по полутемному коридору с грязноватым ковром на полу. Над комнатой нависал огромный старый телевизор на вделанной в стену подставке, напротив него стояло основательно потертое глубокое кожаное кресло с рваными примятыми подушками. На низком столике поверх разбросанных автомобильных журналов стояли грязная тарелка и кружка.

– Присаживайся, – пригласил Уилкс. – Сейчас вернусь.

Единственным «сидячим местом» кроме кожаного кресла оказалось