Франсуа привязывает лошадь и открывает калитку, пропуская меня вперед.

— В вас сейчас говорит горечь и разочарование, мисс Киара, — останавливается он, — но разве мы не молоды? Разве жизнь только не началась для нас? Почему вы думаете, что, ошибившись один раз и выбрав неправильную дверь, означает, что отныне все пути и двери для вас закрыты?

Мы уже вошли в прохладу сада, и я задумчиво следила за тем, как бабочки рисовали над цветами свой узор. Не хотелось что-либо говорить и нарушать тишину.

— Прошу вас, — Франсуа шагнул ко мне и стал тал близко, что я невольно сделала шаг назад. Кудрявые волосы француза были зачесаны назад и лоснились на солнце, лицо, которое так любило смеяться и шутить, пугало своей серьезностью. — Уезжайте, Киара, — выдохнул он, — ведь у вас есть дом в Париже. Езжайте туда. Уговорите отца. Сколько еще колониальные силы смогут сдерживать бунты и недовольство неизвестно никому.

Слова Франсуа будили во мне тревогу и даже страх.

— Уехать? А как же плантация?

— Здесь останется ваш отец и брат, женщинам совсем не место в стране, близкой к гражданской войне. Поезжайте в Сайгон и садитесь на теплоход до Франции, пока не стало слишком поздно.

Но я упрямо мотнула головой и повернулась в сторону беседки.

— Прошу вас, месье Герен, присоединитесь к нам за обедом, — поспешила поменять тему.

Франсуа проводил меня серьезным взглядом, но все же последовал до беседки, из которой уже раздавались шумные голоса гостей.

Отец и правда вернулся и привез с собой уже старых знакомых: генералов Бомаша и Марселье. В углу на плетенных стульях сидели мистер Эстерман, Жерар Дюпон, сосед по плантациям, и Даниэль. Обнаружив столь обширное общество, я несколько смутилась и поспешила накинуть сари на голову.

— А вот и наш доблестный офицер! — загромыхал отец, указывая на Франсуа, стоящего у меня за спиной. — Проходите скорей, мы как раз обсуждаем ваше мужественное поведение при ликвидации бунтовщиков на рудниках под Вьентьяном.

Я перевела взгляд на юношу, но тот поспешил спрятать глаза. Я читала о подавлении восстания на медных рудниках две недели назад. Хозяин, некий господин Дуже, разорился, но никому об этом не сказал, он благополучно бежал из страны с деньгами, которые должны были пойти в уплату налогов, а заодно и жалования трудникам, которые не получили оплату в течение полугода.

— Благодарю, месье Маре, но тут нечем гордиться, — честно ответил Франсуа, переминаясь с ноги на ногу.

— Как же нечем! — вскричал возмущенный генерал Бомаш, и стул под ним натужно заскрипел. — Вы герой! О таких как вы надо писать в газетах!

— Киара, не стой, как изваяние, — бросил раздраженно отец, — а ну марш переодеваться!

Франсуа еще раз остановил на мне взгляд, в котором смешались смущение и стыд. Я же лишь дернула плечом. Человеческие жертвы и жесткость скоро станут слишком обыденным явлением для Индокитая. Сможем ли мы остаться людьми?

Глава двадцать вторая

— Промышленный прогресс, мадам, все равно невозможно остановить, — важно заметил мистер Эстерман, выдавливая сочный лайм в блюдо с пад тай, — мы двигаемся к тому, что совсем скоро машины заменят труд человека, и в первую очередь эти изменения коснутся легкой промышленности и металлургии. Помяните мое слово.

Беседка гудела от голосов, преимущественно мужских, помимо меня из женщин здесь еще присутствовали только жена месье Дюпона и их дочь Мари, которой я была несказанно рада. Высокий стол ломился от всевозможной еды, очень ярко характеризующий хозяина дома. Тут в красивых блюдах дымился кокосовый суп, характерный для всей территории Индокитая, по соседству расположились любимые отцовские свиные отбивные в соусе бешамель, чуть в стороне радовал глаз традиционный сиамский зеленый карри — кунг кео ван и пананг гай. В прозрачных фужерах искрился пузырьками домашний лимонад с кубиками фруктового льда и кусочками лимона, что необыкновенно освежало в столь душный и жаркий день.

Гости с нескрываемым энтузиазмом поедали угощение, то и дело воздавая должное повару. Наш дом славился своими обедами и приемами еще с тех времен, когда совсем молодой Эдмонд Марэ прибыл на эти земли и собственными руками засеял первое поле хлопчатника.

— Но если подобное случится, то пострадает гораздо больше простых людей, — замечаю я, — это только усугубит кризис. Сколько людей потеряют рабочие места и средства к существованию.

— Зато поможет набить кошельки тем, кто умело использует промышленные достижения и инновации, — важно заметил мистер Эстерман, отправляя в рот очередной кусок пряной курицы и размазывая соус по толстому подбородку и губам. — Возьмите, к примеру, опыт Генри Форда, внедренная им на заводах движущаяся сборочная линия, позволила ему создавать автомобили с низкой ценой, простой сборкой и стильными функциями, а прибыль его компании в первый же квартал взлетела на 500 процентов!

Я слушала мистера Эстермана с колотящимся сердцем. Если бы мы могли так же улучшить производство на наших прядильных мануфактурах, при этом не выгоняя простых рабочих, а, наоборот, обучить их работать на новых машинах. Мы бы смогли производить ткань более высокого качества и обеспечивать им не только внутренний рынок Индокитая, но и успешно торговать на европейском и американском рынках.

— Я читала в «Финансисте», что в Германии создан новый вид красителя, — морщусь, пытаясь вспомнить детали статьи, прочитанной накануне, — позволяющий создавать яркие сочные цвета, при этом не портить ткань излишним окислением, стойкость полученных образцов высочайшая.

Мистер Эстерман остановил на мне удивленный взгляд.

— Признаться, мадам, приятно поражен, что вы читаете «Финансиста». Но вы правы, данный краситель в самом деле был выведен в их химических лабораториях и даже успешно применен в действие, только, увы, уже после первых испытаний было принято решение о его запрете.

— Почему же? — удивленно поднимаю брови.

— Высочайшая токсичность и летучесть компонентов, — важно поднял палец мистер Эстерман, — в любом случае анилиновые красители уже ничто не вытеснит с рынка.

— И все равно эти красители недостаточно стойкие и имеют свойство окисляться от воды, — отвечаю пылко.

Мадам Дюпон, сидевшая по другую сторону от мистера Эстермана, уже давно потеряла всякий интерес к нашему разговору, так же и Мари, которой было намного интересней весело щебетать с Франсуа, на что юный офицер вежливо отвечал ей, то и дело бросая взгляды в мою сторону.

Я же с головой погрузилась в свои мысли. Помимо еженедельного «Финансиста» я старалась читать и другие экономические и финансовые журналы. Во мне жил голод знаний. Узнать о стремительно меняющимся индустриальном мире, понять его законы и