Она счастливо улыбнулась и сунула ложку себе в рот.

О мое дивное оружие, капитан великого Безымянного. Иногда твой незадачливый опекун забывает, как ты молода.

– Эх, вкусно. Люблю! – заявила Амайра. – О чем мы говорили? А, Валия. Ты вернулся, и ей стало совсем тяжело.

– Она скорбит – о Санг и в особенности о Нолле. Ведь тот умирает.

– Конечно. Но это не вся правда. Черт возьми, капитан-сэр, ты же все знаешь, но упорно не замечаешь того, что происходит у тебя под носом. Зачем, по-твоему, Валия заключила сделку с Ноллом?

– Ну, она такая. Если чего-то захочет, то добьется непременно, – сказал я.

Потом до меня дошло.

– Э-э… Валия пошла к нему сама?!

– Вот именно.

Я нахмурился, взял банку со льдом и запихал полную ложку в рот. Мерзкое холодное дерьмо. И приторно-сладкое притом. Я задумчиво рассасывал лед. Молчать куда проще, когда рот не пустой.

– Не понимаю, – наконец выдавил я. – Даже для Валии это чересчур. Безымянные забирают гораздо больше, чем дают. Ну может она теперь рассчитать на руке, как летают гуси, и что? Зачем с собой такое делать?

– Делать себя нечеловечески странной? Вот и я спрашиваю: с чего бы?

Отношения между родителями и детьми трудно изменить. Но порой мне хотелось напомнить Амайре, кто из нас старше, мудрей и вообще круче.

– Не все имеет отношение ко мне, – глубокомысленно заметил я.

– Для большинства людей – да. Но не ты ли сам всю свою жизнь посвятил любви к одной-единственной женщине?

Мы свернули за угол, и я обрадовался, увидев знакомые кривые балки «Колокола». Отличный повод закончить разговор. Какое-то время после Осады я, по сути, жил здесь. Мы с Тнотой и Ненн несколько лет не давали загнуться бару. Хорошего в нем было мало. Разве что дешевое пиво, которое здесь хранили в закрытых бочках. Это уменьшало вероятность обнаружить в кружке упившуюся до смерти мышь. Хотя однажды я в своей кружке нашел жабу. Одни духи ведают, как она попала туда. Наверное, не обошлось без Ненн.

В полдень за столами сидели только завсегдатаи. Они знали, что лучше не совать нос в чужие дела, даже если в бар заходит кто-нибудь столь же свежий и приятный с виду, как Амайра. Хорошо быть красивой! Это благословение небес. Все торопятся услужить, хорошо думают о тебе без всякого повода, охотно вступают в беседу. И влюбляются на раз плюнуть. С другой стороны, каждый встречный пьяница норовит пристать, власть имущие тянут в постель, и еще ты никогда не знаешь, видят ли в тебе что-то, кроме больших глаз и симпатичного личика. Эх, выглядеть бы моей подопечной попроще. Потрясающая внешность – не всегда плюс для капитана «Черных крыльев».

Те, с кем мы собирались повидаться, сидели за столом в углу, кто как убивая время. Ухоженный сорокалетний мужчина с узким бледным лицом и соломенного цвета волосами ниже плеч читал философский трактат. Симпатичный такой мужчина в скромном с виду, но отлично скроенном камзоле цвета полуночной синевы, с прорезными рукавами, под которыми виднелось серебряное шитье. На фоне обычных забулдыг он казался совершенно чуждым этому месту. Рядом сидел нелепой наружности мальчишка и оживленно царапал ножом стол, чего, по идее, ему не стоило бы делать, бандана у мальчишки была спущена до кончика носа. Когда мы садились, он повернул к нам лицо.

– Я бы предложил вам вина, но, боюсь, у меня всего один стакан, – захлопнув книгу, сказал Дантри Танза и развел руками. – Принес стакан с собой, поскольку оловянная кружка портит вкус.

– У вина в «Колоколе» нет вкуса, – напомнил я, отчаянно стараясь не заржать.

– Вино тоже принес я, – сообщил Дантри. – Две недели уже плачу им за возможность сидеть здесь целыми днями. Думал, ты не придешь.

Когда я впервые повстречал Дантри у кратера Холода, он выглядел не по годам молодым. С тех пор мы немало пережили вместе, и граф заметно повзрослел. Зрелость шла ему. Месяцы в подвале Саравора вышибли из Дантри щенячий оптимизм. Я никому не пожелал бы оказаться в том подвале, но малость цинизма хороша для души и разума. Дантри прямо-таки излучал уверенность и благополучие. Видимо, быть самым известным преступником во всем Дортмарке полезно для здоровья.

– Ты не боялся, что за тебя возьмется Отдел городской безопасности? – спросил я.

– А как бы они отыскали меня здесь? – небрежно обронил Дантри.

М-да, насчет отсутствия щенячьего оптимизма я, пожалуй, поторопился.

– Тут меня все равно никто не знает. Как тебе мои длинные волосы? Отличная маскировка.

– Вылитый актер-трагик, – злорадно заметил я.

– Ты еще не представил меня своей спутнице, – напомнил Дантри.

– Я – капитан Амайра. Помните, я приносила вам суп?

Дантри заморгал и стал похож на себя прежнего – юного, готового завилять хвостом.

– Ох, небеса. Вы сильно изменились. Радостно видеть вас снова! Столько лет… но какая же вы теперь!

– Мать твою, опять, – буркнул Малдон.

Безошибочное отцовское чутье подсказало мне, вдруг заледеневшему изнутри: беглый граф только что без памяти влюбился в девчонку вдвое младше его, которой сам он совершенно безразличен. Ну-с, послушаем, как ему ответит моя языкастая подопечная.

– Спасибо, – густо покраснев, промямлила Амайра. – Мне… э-э… нравятся ваши волосы.

Святые духи. Пора съезжать с темы.

– А у нас перемены, – объявил я и протянул Дантри конверт. – Ты прощен. Всегда носи это с собой. Одна копия на случай потери лежит у меня в сейфе, другая – в архиве Цитадели, и третья – в суде. Все официально. Теперь они и пальцем тебя не тронут. Поздравляю. Ты снова обычный гражданин.

– Какая жалость, – сказал Дантри. – Мне нравилось быть загадочным злодеем в розыске.

– Что случилось на мануфактуре в Сноске? – спросил я. – Говорят, погибли люди.

– Это я маленько ошибся, – буркнул Малдон, пивший сквозь соломинку самое крепкое местное пиво.

Я ожидал объяснений от Дантри. Мол, виноват, и все такое. Наглый цинизм Малдона меня слегка покоробил.

– И что ты сотворил?

– Это был прискорбный просчет, – смущенно пояснил Дантри.

О, тебе хотя бы неловко. Уже хорошо.

– Я неверно оценил отдачу, – признался Малдон. – Ты же знаешь, как бывает. Чем больше сгорает фоса, тем сильней отдача, причем растет она непропорционально. Расчеты опять оказались ни к черту. А мы возимся с ними целых шесть лет. Корячимся, подгоняем, ищем нужные числа. Кстати, шляться всюду с этим франтом – сущее наказание. Знаешь, сколько раз он моется на неделе? Каждый гребаный день! И кто, по-твоему, должен греть воду?

– Ты же изображаешь моего слугу, – снисходительно пояснил Дантри. – Но я не жестокий деспот. Смотрю сквозь пальцы на то, что ты постоянно убегаешь заниматься «жизненно важными делами», и даже не пытаюсь вообразить, какие душераздирающие мерзости ты творишь… Увы, мы и в самом деле попытались перегрузить мануфактуру в Сноске. «Талантов» должны были увести на денек – прогуляться и отдохнуть. В Сноске с ними обращаются крайне скверно, чуть ли не приковывают цепями к скамейкам. Мы рассчитали детонацию, отдачу и приготовились делать измерения. Эксперимент обещал выйти крупномасштабным. Я приурочил испытание ко времени, когда никого на мануфактуре не будет. Но кто мог знать, что некоторые «таланты» остались внутри – видимо те, кто уже едва передвигался и соображал. В общем, моя вина. Недодумал.