Шрифт:
Закладка:
Чтобы сохранить свою власть, Сталин обрек свою страну на еще большую изоляцию, чем в 30-е годы. С 1946 года развернулась активная борьба с «безродными космополитами» и «низкопоклонством перед Западом», а культура была поставлена под еще более жесткий, чем прежде, идеологический контроль. Количество фильмов, выпускавшихся всеми киностудиями страны, было сведено к минимуму – 10–12 картин в год, и все их смотрел и давал санкцию на выпуск в прокат лично Сталин. В этих фильмах, вроде «Кубанских казаков», не допускалось ни малейшей критики советской действительности, а проходила постоянная «борьба хорошего с отличным». Запад изображался загнивающим и озабоченным тем, чтобы выведать советские секреты и заслать в СССР своих шпионов, которым помогали всякого рода «космополиты» и «антипатриоты». И это как раз в то время, когда советские шпионы усиленно крали американские и британские ядерные и иные военно-промышленные секреты. В литературе постановление 1946 года о журналах «Звезда» и «Ленинград» осудило редакции ленинградских журналов за публикацию произведений, «культивирующих несвойственный советским людям дух низкопоклонства перед современной буржуазной культурой Запада». В том же постановлении были осуждены произведения «чистого искусства», непосредственно не связанные с общественно-политическими целями и задачами, – в лице творчества Анны Ахматовой. Ее стихи, утверждалось в постановлении, «пропитанные духом пессимизма и упадничества, выражающие вкусы старой салонной поэзии, застывшей на позициях буржуазно-аристократического эстетства и декадентства, – «искусства для искусства», не желающей идти в ногу со своим народом, наносят вред делу воспитания нашей молодежи и не могут быть терпимы в советской литературе».
Особенно же сильно досталось в печально памятном постановлении 1946 года последнему еще сохранявшемуся в советской литературе сатирику – Михаилу Зощенко. Там утверждалось, что произведения Зощенко «чужды советской литературе», а сам он «изображает советские порядки и советских людей в уродливо-карикатурной форме, клеветнически представляет советских людей примитивными, малокультурными, глупыми, с обывательскими вкусами и нравами»[94].
Отныне в советской литературе и в культуре в целом разрешен был только сугубо оптимистический взгляд как на настоящее и будущее, так и на прошлое нашей Родины, а вчерашних союзников в войне требовалось изображать в самых черных красках, противопоставляя простых рабочих американских, британских или французских парней «милитаристам» и «воротилам крупного бизнеса». При этом упор делался на язвы капитализма – безработицу, инфляцию, неуверенность в завтрашнем дне. У неискушенного советского обывателя, не бывавшего в Европе, а тем более в Америке, должно было возникнуть чувство, будто на Западе живется простому человеку куда тяжелее, чем в Советской стране. Сусальные картинки вроде «Кубанских казаков» должны были в некотором роде компенсировать советским людям тяготы послевоенного быта, воспоминания о новом голоде 1946–1947 годов, о том, что, вопреки ожиданиям, после войны легче жить не стало.
Сталин решил проблему оздоровления чересчур легкомысленной послевоенной идеологической атмосферы и контраста между уровнем жизни у нас и на Западе просто: заставил советских граждан бояться Запада как черт ладана, а пропаганде велел изображать нашу жизнь такой, какой миллионы уцелевших солдат увидели западную. Жизнь же в капиталистическом мире изображалась примерно так, какой была в действительности советская послевоенная жизнь. Контакты же с западными корреспондентами и просто с иностранцами, в том числе и прошлые, санкционированные, – в войну, стали приравниваться к шпионажу, и кое-кого из слишком бойких интеллигентов отправили за это на долгий срок в лагеря. «Низкопоклонство перед Западом» Сталин стремился победить еще и тем, что инициировал поиск «русского приоритета» во всех мыслимых и немыслимых сферах науки и культуры. При этом, правда, секреты атомной бомбы приходилось красть у американцев, а в разработке ракетного оружия активно использовать трофейные немецкие разработки, а на первом этапе – и вывезенных из Германии конструкторов.
Внутри страны главными врагами стали «космополиты», под которыми в подавляющем большинстве случаев понимались лица еврейской национальности или даже просто еврейского происхождения. Еще до войны шел довольно интенсивный процесс вытеснения из номенклатуры евреев и других нетитульных народов – немцев, финнов, поляков, латышей и прочих, чьи государства находились за пределами СССР. Но тогда евреи еще не были на первом месте в качестве объекта репрессий – приоритет отдавался полякам, немцам, финнам и прочим иностранцам. Тем не менее и для того времени цифры достаточно выразительны. Так, если в 1934 году 31,25 процента высокопоставленных чекистов составляли евреи, а 4,17 процента – поляки, то к 1941 году поляков среди них не осталось, а доля евреев упала до 5,5 процента. После войны процесс вытеснения евреев из номенклатуры резко ускорился. Их доля на номенклатурных должностях к концу правления Сталина примерно соответствовала их доле в населении страны, причем они уже нигде не играли первых ролей. Между тем, еще в 1945 году в идеологической сфере и на административных должностях эта доля была в несколько раз выше, что было наследием послереволюционного времени, когда образованная еврейская молодежь заменила частью уничтоженное и вытесненное в эмиграцию, частью отказавшееся сотрудничать с Советской властью чиновничество и управленческий персонал на предприятиях и в учреждениях.
К началу 1950-х годов на высших руководящих постах из евреев остались только Лазарь Каганович и Лев Мехлис. В этнокультурном плане Сталин следовал курсом на ассимиляцию евреев и ликвидацию еврейской культуры на идише (культура на иврите была загнана в подполье еще в начале 30-х годов). Был разогнан Еврейский антифашистский комитет, созданный в пропагандистских целях в годы войны, но превратившийся в своего рода неформального лидера еврейской общины в СССР. Руководители ЕАК были обвинены в буржуазном национализме и шпионаже в пользу США. 12 августа 1952 года в подвале Лубянки были расстреляны 13 членов Еврейского Антифашистского Комитета, в том числе бывший глава Совинформбюро Соломон Лозовский, поэты Исаак Фефер, Лейба Квитко, Перец Маркиш, Давид Бергельсон, Давид Гофштейн, режиссер Вениамин Зускин, редакторы и переводчики Совинформбюро и ЕАК Илья Ватенберг, Эмилия Теумин, Чайка Ватенберг-Островская, Леон Тальми, историк Иосиф Юзефович, главврач Боткинской больницы Иосиф Шимиелович. К