Николь не нравится этот цвет стен, ей хочется отколупать краску, пускай они будут серые, мрачные, но так ей было бы спокойней. Всего пять суток, именно ровно пять, потому что она мысленно зачёркивала их в голове, как делают заключённые в тюрьмах, но она и ощущала себя так, запертой, заключённой, одинокой и с пошатнувшейся психикой. Хочется спрыгнуть с окна, что так совсем недалеко от неё, и разбиться к чёртовой матери, но проклятый гипс, под которым, кстати, так жутко чешется кожа, но до этого проклятого места даже не добраться пальцем, приковывал к месту. У неё закрытый перелом малоберцовой кости и трещина в бедренной.

Врачи говорят, что она легко отделалась. Но разве это легко? Разве легко тому, кто продумывает все варианты самоубийства, потому что уже не может переносить истязающую вину в замкнутом подсознательном состоянии. Поэтому ей оставалось только смотреть на чёртово окно в чёртовой палате с её чёртовыми стенами.

Она находилась полулёжа на койке-кровати, а лицо было непроницаемым — нет эмоциям, но внутри неё происходила катастрофа всемирного масштаба, там она убила весь свой внутренний мир.

Пустота пугала. Ей жутко быть собой. Быть Николь Тёрнер.

Двери палаты тихо открылись, Нэйтен почему-то было неловко. Не по себе смотреть на подругу, которая перестала реагировать на внешний мир. Она всё ещё здесь, всё ещё дышит, всё ещё существует. Но её нет. Она не рядом. Пустой взгляд буравил окно. Он сделал аккуратный шаг вперёд к ней. И ещё один. Ещё пара-тройка шагов. Присев на край койки, Нэйтен притронулся к её руке. Всё ещё такая тёплая, живая, но Николь отдёргивает руку, не принимая сейчас никого, только пустота лучший друг… и враг. Он чётко чувствует стену, что она возвела вокруг себя, и ему не пробиться, не хватает сил.

— Сегодня опять приходил тот мужчина? — Тёрнер первой подала голос, но по-прежнему не смотрит, не видит никого. Чёртово окно волнует её больше.

Нэйтену жутко от её голоса — монотонный, без единого намёка на эмоции, она словно робот без души. Душа покинула свою обитель, оставляя физическое тело. А ему так хочется видеть его мартышку. Его Ники. Вернись, он всё сделает для этого, тебе просто стоит протянуть руку — освободит. Но он не справится в одиночку. Они вместе должны преодолеть всё. Должны жить.

— Да. Предлагает полностью оплатить твоё лечение, при этом чтобы не заводили уголовное дело, — Картер хватается за ниточку разговора в лёгкой эйфории — впервые за все эти дни она произнесла больше фраз, чем тупое «да» или «нет».

— Я знаю, — Николь поворачивает голову и, наконец, смотрит прямо стеклянными глазами — это пугает. Очень пугает. Да так, что теперь Нэйтену хочется отвести свои, но боится потерять «ниточку». — Я подслушала разговор отца с матерью, пока они думали, что я сплю. Этот мужчина ехал пьяным, да ещё и вылетел на встречку, а я ему подвернулась.

— Вот видишь, ты не винова…

— Виновата! — Тёрнер вскрикивает, да так, что Нэйтен вздрагивает, а в её глазах блестит злость, искажённая болью. Злость на себя разрушает, ломает медленно и мучительно на ошмётки никчёмности. Её губа начинает подёргивается, а глаза щиплют солёной влагой. — Мне стоило быть внимательнее, — теперь рвано выдыхает эти слова на одном дыхании, борясь, сдерживая слёзы, что вновь потекли по щекам и очерчивали подбородок. — Чёрт! — Николь начинает вытирать их ладонями. — С самого детства учат быть внимательным на дороге, смотреть по сторонам, а я… Я просто идиотка.

Нэйтен хватает её ладони, плотно сжимая в своих, пока не разодрала собственные глаза, останавливая прозрачные капли боли от потери, с которой не хочет, просто не желает смириться, а успокоительные перестают действовать, вызывая привыкание. Он укладывается рядом с ней на кушетке и аккуратно прижимает вздрагивающее тело к себе, стараясь не тревожить больную ногу. Нэйтен чувствует её боль, ощущает на себе, пропускает через себя. От этого у самого плотный горький сгусток комом встаёт в горле, не позволяя дышать полной грудью. И он растерян. Что он, маленький мальчишка, ещё ни черта не понимающий в этой жизни, может сделать? Только если вот так, обнимать и поглаживать по голове девчушку, что так плотно заполняла до самых краёв, а может, даже больше, всё его подростковое сердце.

— Ты не идиотка, — шепчет он ей, и так хочется добавить чего ещё милого, ласкового, но он же такой «крутой» Нэйтен Картер, его язык от этой крутости вяжет, и он дружит с «крутыми» ребятами. Но, сейчас, рядом с ней, он всего лишь простой Нэйтен Картер, который ей нужен. — Я всегда буду рядом с тобой. Я тебя не оставлю, — продолжает ей шептать, пока её хлюпающий нос утыкается ему в грудную клетку через поношенную футболку.

— Обещаешь? — Николь так же шепчет и цепляется за серую футболку, намокшую от слёз, своими цепкими пальчиками. Ей страшно, Картер, так страшно.

— Для этого мне не надо давать обещаний…

***

Мэй Хэйз старалась практически не дышать и даже не шелохнётся, чувствуя, как проклятая лямка красного бюстгальтера, под белой полупрозрачной блузой, нагло сползает с плеча. Ей прохладно в выбранном наряде, но она привыкла, так и должно быть. Это своеобразный её знак, старательная возможность выделяться на фоне подруги, часто сидевшей рядом. Если не умом и не внешностью, то она возьмёт откровенностью — это парней привлекает больше. Да, только почему же всё-таки все смотрят и восхищаются подругой?

Её внимание максимально сосредоточено на фигуре, что быстро строчила конспект своим таким ровным и идеальным почерком. Мэй чуть прищуривает взгляд и молчит, смотря на Николь чрез щель приоткрытой двери в пустую, не считая самой Тёрнер внутри, аудиторию. Снова идеальна до кончиков пальцев. Аж тошно. Перед ней всё та же подруга Николь, но словно другой, чужой человек. Нет, она не знает эту особу. И никогда не знала. Она ловко скрывала свое обличье, а лживой натурой змеёй изворачивалась вокруг людей, что ей так верят.

Много вопросов оставляет эта примерная личность, от которой внутренне вселяется бес. Без зависти её уму и красоте. Бес ревности. Ревность, что проснулась к ней в тот день, стоило только уловить, как Нэйтен на неё смотрит. Между ними не просто отношения одногруппников. Между ними огромная неразрывная связь, а ей хочется оборвать её, поджечь. Именно она, Мэй, должна быть с ним, а не эта девушка. Она ему не пара.

Больно прикусив губу, она заново оценивает, ища проплешину в фальши Ники. Насколько всё было лживым? Насколько всё было пустым? Насколько это далеко зашло? Мэй хочется