Эта зеленая женская инкарнация природы заставляет здесь вспомнить о стихотворении в прозе «Природа», которое будет написано четвертью столетия позже, с его сновидением, где лирический герой встречает богиню природы в зеленой одежде, одержимую равновесием нападения и отпора. Эта центральная фигура походит на божественное, хоть и человекоподобное воплощение стрекозы из Полесья, и она, что характерно, не обращает внимания на человека, который так пристально ее изучает. Если соединить изображенную Тургеневым в 1879 году леопар-дианскую богиню природы и коромысло (в значении рычага весов) из «Поездки», то получится образ Фемиды – богини правосудия, традиционно изображаемой с весами в руке. В «Природе», однако, богиня явственно насмехается над лирическим героем, когда он в отчаянии спрашивает у нее о «справедливости»: «И что такое справедливость? Я тебе дала жизнь – я ее отниму и дам другим» [Тургенев 1978а, 10: 165]. В глазах Тургенева природа олицетворяет преданность фундаментальной справедливости, которая значительно более глубока и повсеместна, нежели мелкие человеческие заботы о честности. Используя при описании окраски насекомого прилагательное «изумрудный», которое встречается у Тургенева (хоть и не очень часто) и в других произведениях, обычно в связи с цветом свежей травы или лесного мха, писатель соединяет умиротворяющий финал рассказа с его внушающим страх началом, поскольку изумрудный цвет традиционно ассоциируется с Изидой, «носившей изумруд (или, по крайней мере, какой-то зеленый камень) в обруче для волос, и всякий посмотревший на него мог быть уверен, что путешествие пройдет благополучно» [Morgan 2007: 46][180]. Цвет коромысла ближе к концу рассказа, таким образом, намекает на успешное и безопасное завершение поездки в Полесье, становясь для рассказчика изумрудным талисманом от «холодного, безучастно устремленного на него взгляда вечной Изиды».

Еще одно тургеневское стихотворение в прозе содержит прямое упоминание стрекозы коромысла, но на этот раз образ этот используется для изображения агрессивной силы, вторгающейся в среду обитания человека и несущей смятение и смерть – полную противоположность безопасному пути. «Насекомое» было написано в 1878 году, за год до «Природы», и рассказывает еще об одном сновидении – в этом случае кошмаре: «Оно [насекомое] походило на муху или на осу. Туловище грязно-бурого цвету; такого же цвету и плоские жесткие крылья; растопыренные мохнатые лапки да голова угловатая и крупная, как у коромыслов; и голова эта и лапки – ярко-красные, точно кровавые» [Тургенев 1978а, 10: 151]. Это существо влетает в комнату, полную людей, которые с отвращением, даже «ужасом», сторонятся его. Лишь один молодой человек не видит его и не разделяет всеобщего волнения и страха: «Вдруг насекомое словно уставилось на него, взвилось и, приникнув к его голове, ужалило его в лоб повыше глаз… Молодой человек слабо ахнул – и упал мертвым» [Тургенев 1978а, 10:151]. Здесь Тургенев ошеломляет читателя угрожающим кроваво-красным противовесом неподвижной зеленой стрекозе из «Поездки». Эти два образа уравновешивают друг друга. Вместе они иллюстрируют первобытную и безжалостную «справедливость» природного равновесия.

Смертоносное кроваво-красное насекомое задним числом проясняет принципиальную связь между рассказчиком и коромыслом зеленым в «Поездке»: оба они – охотники на отдыхе. В отличие от бесшумных паразитов, на которых Тургенев часто ссылался, чтобы проиллюстрировать безразличие природы (см. приложение 1), стрекоза – одно из самых заметных и прожорливых хищных насекомых. Обладая

глазами, обеспечивающими практически сферический обзор <…> [стрекоза] с невероятной скоростью начинает погоню и захватывает добычу своими покрытыми волосками лапками меньше чем за полсекунды. Охота стрекозы завершается успехом в 95 % случаев [Combes 2015: 279].

Это одно из самых быстрых летающих насекомых: один из обитающих в Европе видов коромысел, Aeshna mixta, может развивать скорость до семи метров в секунду [Ewing 1938: 414–415]. Неудивительно, что тургеневский заядлый охотник уделяет столь пристальное внимание именно этому насекомому – такому же, как он, отдыхающему убийце. Их роднит характерная для всех хищников глубинная потребность в восстановлении сил перед нападением. Умиротворенно разглядывая своего собрата из мира насекомых, рассказчик неожиданно постигает наполняющее природу «тихое и медленное одушевление, неторопливость и сдержанность ощущений и сил, равновесие здоровья в каждом отдельном существе» [Тургенев 1978а, 5: 147].

Охотник смотрит на стрекозу и размышляет. Кажется, что этот яркий и вроде бы простой момент достоин того самого «бесхитростного народа», придумавшего этому биологическому виду его по-домашнему уютное прозвище. Точное и подробное описание это кажется экотропным. Встреча с коромыслом, однако, переполнена аллюзиями: Изида, природа, стрекоза коромысло, коромысловые весы и охотник; всё переплетено в плотном клубке пересекающихся и дополняющих друг друга смыслов. «Поездка в Полесье» знаменует собой общий и стилистический переход для Тургенева, который начинает всё чаще отдавать предпочтение антропотропным смыслам, вложенным в кажущиеся экотропными наблюдения. В его первых четырех – считающихся лучшими – романах этот новый подход занимает доминирующее положение. Если мы внимательно рассмотрим литературные детали флоры и фауны в охотничьем контексте, перед нами раскроется истинная глубина тонких и неочевидных на первый взгляд смыслов, стоящих за тургеневскими описаниями и открывающих возможность по-новому интерпретировать давно и хорошо знакомые произведения. Уже самые первые критики, такие как Шмидт и Арсеньев, справедливо отмечали, что изображения природы у Тургенева поданы через призму «охотничьего взгляда» [Freeborn 1976].

«Рудин»

Свой первый законченный роман «Рудин» Тургенев написал в Спасском-Лутовинове за семь недель летом 1855 года, когда работа над «Поездкой в Полесье» еще была далека от завершения [Тургенев 1978а, 5: 466]. Собственно говоря, именно в Спасском были написаны (или, по крайней мере, дописаны) все четыре его первых романа. Так же как и в остальных трех, основное действие «Рудина» разворачивается в российской провинции, в сельских поместьях, как две капли воды похожих на окружающее Тургенева пространство в тот момент, когда он пишет, и вызывающих в памяти целый ряд эпизодов из «Записок охотника». Он использует тонкие охотничьи мотивы и уделяет особое внимание древесным и птичьим образам, усиливая одну из главных тем романа: как интеллект и идеологические убеждения – эти, казалось бы, сильные стороны заглавного героя – могут не только вдохновлять, но и надламывать человека.

В «Рудине» охота присутствует лишь в метафорическом смысле, сродни теннисоновскому: «Мужчина был всегда охотник, ⁄ А женщина – всегда его добыча» [Теннисон 2009: 63][181]. Ближе к началу романа Константин Диомидыч Пандалевский, коварный второстепенный персонаж, встретив на сельской дороге молодую и красивую крестьянскую девушку, с похотливым умыслом велит ей нарвать и принести ему васильки – эти прекрасные эмблемы неразделенной любви и равнодушной природы из рассказа «Свидание». Амурную охоту Пандалевского, однако, прерывает неожиданное появление не скрывающего своего презрительного к нему отношения Басистова. «Моя страсть