Глава 21

Первое, что вспомнил Саша, был тот самый советский мультик, где тщеславные родители учат мальчика хорошим манерам. Мама героя мечтает о приеме у английской королевы, и представляет, как к ее сыну подводят коня. Мальчик пытается на него залезть и падает с другой стороны вниз головой.

Саше не хотелось так экспериментировать.

Верхом он сидел единственный раз в жизни. Дело было в середине девяностых, в Крыму. Там на лошадях катали туристов местные мелкие предприниматели на полонине Ай-Петри. Исповедуя в молодости принцип «все надо попробовать», Саша решил, что верховая езда тоже входит в программу и с некоторым трудом взгромоздился на животное.

Оно оказалось ужасно высоким и похожим на тяжеловеса, хотя в те счастливые времена, Сашу вполне могло выдержать и что-то поизящнее. Ко всему привыкший, натасканный на перевозку туристов тяжеловес сохранял олимпийское спокойствие и передвигался тихим шагом по камням и траве плоской горной вершины, а девушка-хозяйка вела его под уздцы. Но все равно Саше было, мягко говоря, несколько дискомфортно.

Благополучно спустившись на землю, Саша мысленно поставил себе галочку в очередной графе «испытано», и решил, что больше никогда.

Как бы ни так!

Учителем верховой езды бы унтер-шталмейстер Шишенков. Он и подвел коня.

Что такое унтер-шталмейстер Саша понимал слабо, видимо, что-то вроде младшего конюха.

Конь был коричневого окраса, кажется, это называется «гнедой», куда изысканнее крымского тяжеловеса, но и менее спокойный: махнул черным хвостом и повернул к Саше голову с вороной челкой и белым ромбом на лбу. Глянул карим глазом с короткими рыжими ресницами.

Как на это залезать Саша не помнил совсем.

Ну, по логике вещей: левую ногу в стремя и подтянуться на руках. И Саша взялся за седло. Кажется, это называется: передняя и задняя лука. Поднял ногу и попытался вставить в стремя носок сапога. Но стремя не далось и ушло вперед. А носок слегка коснулся живота лошади.

Шишенков схватил поводья и с отчаяньем взглянул на ученика.

— Александр Александрович, старайтесь не касаться ее носком, она может тронутся с места. Ей же трудно так стоять смирно! Возьмите путлище!

Саша понятие не имел, что такое «путлище». От слова «путы»? В ногах где-то?

Шишенков взял ремешок, на котором висело стремя.

— Вот путлище, Александр Александрович. Держите правой рукой. Прямо возле стремени.

Саша послушался, и стремя пропустило сапог.

— Левой рукой лучше держаться за гриву, а не за переднюю луку седла, — заметил учитель. — Вот так! Упирайтесь левой рукой в шею лошади, а правой — в заднюю луку.

Саша погладил черную гриву, но не совсем понимал, что с ней делать.

— Как зовут лошадь? — спросил он, чтобы выиграть время.

— Это же Гея! Ваша Гея, она ваша уже почти два года.

Идея оседлать землю показалась Саше прикольной, но чересчур имперской.

— Гриву нужно брать так, чтобы все волосы вместе были протянуты через левую ладонь, — пришел на помощь Шишенков, — а мизинец касался шеи лошади.

И учитель показал, как.

Наконец, Саша смог подтянуться на руках, перекинул правую ногу через круп лошади и плюхнулся в седло. Он подозревал, что Гее это не очень понравилось, но хоть на дыбы не встала. Саша в свои тринадцать с половиной все-таки весил умеренно, несмотря на высокий рост.

— Как править помните? — спросил Шишенков.

Саша помотал головой.

— Нет.

— Ладно, — смирился учитель, — вам сейчас главное вспомнить, как держаться в седле.

И повел Гею под уздцы.

Пока они медленно двигались по аллее парка, мимо прогарцевал Никса на изящном сером животном в более светлых пятнах. Кажется, это называется «в яблоках».

Брат улетел куда-то вперед, легко вернулся обратно. В седле он держался, как влитой, и был прям, как свечка. На Сашу глядел с улыбкой Джоконды, поскольку был слишком хорошо воспитан. Иначе бы расхохотался.

— Я на тебя посмотрю, как ты на велосипеде поедешь, — буркнул Саша.

— На чем? — переспросил Никса.

— Увидишь!

— А! Никола говорил, что ты заказал у каретного мастера что-то вроде английского костотряса.

Ну, Никола, конечно, не мог не проболтаться.

Гея плавно покачивалась, и Саша плыл, как на волнах, на высоте почти второго этажа и боялся, как бы лошадке это не надоело, и она не перешла, например, на рысь. Все-таки велосипед надежнее. Но Гея же не виновата, что родилась лошадью, а не велосипедом.

С ней надо было налаживать отношения. Что она любит интересно? Овес?

— Ласточка, — ласково сказал он.

Хотя был глубоко убежден, что у «ласточки» должна быть автоматическая коробка передач, кондиционер, гидроусилитель и электрический подогрев руля и зеркал.

Среда началась с фехтования. С одной стороны, это дело Саша всегда любил, с другой — не знал ни одного европейского стиля, да и катаной умел владеть только двумя руками.

Занятия проходили в том же зале, что и танцы. Погода была пасмурная, и от осенней утренней полутьмы русского Севера спасали только высокие окна. Одно было приоткрыто, и из сада доносился запах дождя и осенних листьев.

Фехтование преподавал директор Института путей сообщения генерал-майор Егор Иванович Сивербрик, сын знаменитого учителя фехтования и автора учебника «Руководство к изучению правил фехтования на рапирах и эспадронах» Ивана Ефимовича Сивербрика.

Род его происходил из Эстонии, но во внешности не было ничего прибалтийского: Егор Иванович был высок, темноволос, усы имел черные, а глаза — карие.

— Александр Александрович, говорят, вы многое забыли? — спросил он.

— Все, — с готовностью признался Саша.

— Зато научился японским приемам, — сказал Никса.

— Да? — удивился Сивербрик. — Как?

— По гравюрам, — объяснил брат. — Японцы любят картинки с надписями.

— На японском? — спросил Егор Иванович.

— Саша прочитал словарь Тумберга, — соврал Никса.

— Ты преувеличиваешь, — заметил Саша.

— А кто мне японские слова выписывал на трех страницах?

— Это очень малая часть словаря, — скромно возразил Саша.

— Приемы покажете, Александр Александрович? — спросил Сивербрик.

— У меня боккэн не с собой, — сказал Саша.

— Боккэн? — переспросил Сивербрик.

— Деревянный японский меч для тренировок, — пояснил Саша.

— Ничего страшного, — улыбнулся Никса, — я лакея пошлю.

Саша вздохнул. Затея ему почему-то не нравилась.

— А пока берите рапиру, — сказал Егор Иванович.

— Любую?

Сивербрик кивнул.

Рапиры лежали на деревянной подставке, примерно такой же, как в кабинете у Никсы.

Саша взял первую попавшуюся.

На боккен она походила мало. Четырехгранный стальной клинок, но вместо острия — металлический кружок, обтянутый замшей.

— Помните, как называется половина клинка, которая ближе к эфесу? — спросил Сивербрик.

— Нет, — признался Саша.

— А что такое «эфес»?

— Ну, ей богу! — возмутился Саша. — И эфес, и рукоять, и клинок. У катаны все тоже самое.

— Катаны?

— У японского самурайского меча, — пояснил Никса. —