контакта с кем-либо. Я же вложил в мыслеобраз желание узреть нечто большее.

Потому что это было очень важно для меня лично — понять, чем же на самом деле я могу стать, и чего лишаюсь, поддерживая связь с мозгом-дублёром.

— «Похвальное стремление. Правильное, но опасное». — Я бы вздёрнул бровь, если бы в этом был хоть какой-то смысл. — «Не всё ограниченный разум может осознать. Но ты можешь попробовать: мы проконтролируем, чтобы наблюдаемая картина не была во вред тебе».

Страх. Опаска. Крик извечной паранойи, которую нельзя было заставить кому-то доверять даже в малом. Её конфликт с логикой, согласно которой я для Гостя — почти что гусеница на дороге у человека. Насекомое можно раздавить, если наскучит, а можно понаблюдать за ним, если оно тебе интересно.

Я же был интересен Гостю, в чём он сам признался. Или, всё же, стоит называть его как есть — они? Решу после того, как взгляну на его разум.

Приоткрывшись ещё сильнее, я провалился в телепатический омут, отведя под это как бы не половину мощностей своего разума. Не сразу, но моё восприятие начало, наконец, подстраиваться и адаптироваться, в какой-то момент дав, так скажем, «картинку».

Хаос. Пожалуй, только так можно было всеобъемлюще описать то, что я «видел». Мой разум изначально выстраивал наравне с сугубо телепатическими ощущениями визуальные образы чужих разумов, но здесь этот метод… не дал сбой, конечно, но не привносил особой ясности. Я не то, что не мог сказать, какие черты характера преобладают у Гостя, или на каком фундаменте сформирована его личность, нет.

Я даже не мог точно сказать, что вижу именно чей-то разум, а не искусно сплетённую иллюзию или просто что-то другое. И попытки вглядеться и осознать отзывались не самыми лучшими ощущениями. Словно в бутылочное горлышко я пытался впихнуть нечто несоразмерно большее, при этом отчего-то ощущая, что ещё немного — и оно пролезет. Вот только единственным результатом могли стать необратимые повреждения «бутылки»…

Не об этом ли предупреждал Гость, и я действительно слишком примитивен для того, чтобы хотя бы в малом осознать форму жизни, расположенную на другом уровне. Это было даже хуже, чем если бы тому, старому мне всучили чертёж какого-нибудь жутко сложного здания, и потребовали за пять минут понять, как и что там устроено.

Бесспорно, на листе бумаги можно отразить сложный трёхмерный объект, но вот с восприятием его у большинства будут проблемы.

Нужен опыт и понимание того, как такое «читается».

Впрочем, ни один из всех всплывающих в голове примеров нельзя было назвать даже минимально подходящим для описания наблюдаемой мною картины. Просто потому, что я затруднялся это воспринять, а разум человека или простого псиона гарантированно оставался в пролёте.

Хаотичное переплетение нитей, жгутов и канатов чем-то напоминало сложную систему обороны телекинета с тем лишь отличием, что тут отсутствовал явный акцент на перехват снарядов или воздействий, а самих «каналов» было на порядки больше, чем мог бы создать сильнейший телекинет Земли.

Если я смотрел на картину в целом, то как будто бы наблюдал схему, изображающую функционирование нейронных связей в мозгу. А если концентрировал «взгляд» на конкретном «сосуде», то, к собственному удивлению, мог распознать струящиеся внутри потоки данных. Это само по себе указывало или на то, что разум Гостя открыт всем ветрам, или на то, что он специально открылся. Полная противоположность тому бункеру, каковой представлял из себя мой собственный разум.

Фактически, разум Гостя можно было бы сравнительно легко поразить и уничтожить… не представляй он из себя настолько огромную систему. В моём арсенале просто отсутствовали методы поражения чего-то подобного, и сбацать нужное «оружие» на коленке я не мог.

Телепатия — не та область, в которой уместна чрезмерная импровизация и легкомысленность.

Так или иначе, но эта картина завораживала своей естественной красотой и тем, что она никоим образом не напоминала разум человека, псиона или меня самого. Там — сгусток или ядро, как вам удобнее. Тут — развёрнутая сеть колоссальных размеров, ничем не ограниченная и прекрасная.

Но очевидный минус никуда не делся, если это, конечно, не особенность организованного специально для меня представления.

— «Как вы защищаете свой разум?». — Закрыть такой объём от равного по силам противника — задача скорее невыполнимая, чем просто непростая. Ни одна известная мне техника защиты, ни созданная мною, ни порождённая общностью человечества не смогла бы обеспечить достаточной защиты. А так как это — разум, суть то, чем является что Гость, что любой человек, то повреждения его будут необратимыми и очень страшными. Даже незначительный удар способен значительно ослабить того, кто такой пропустит, а уж дальше нападающий легко возьмёт своё.

Если, конечно, разница в силах — не пропасть, другой край которой просто не видно.

— «Мы не используем то, что ты мог бы счесть методами защиты. Примитивные формы жизни не способны нанести нам вред. Но ты, возможно, подразумеваешь конфликты между подобными нам?».

— «Верно». — Объемная мыслеформа тут не требовалась.

— «Откуда проистекает агрессия, Артур Геслер? Что служит причиной конфликтов? Как правило, это материальные ценности или идейные противоречия. Но для первого необходима ограниченность ресурсов, для второго — непосредственно столкновение двух индивидуумов без возможности разойтись, ничего не потеряв». — В достаточно общих чертах, но Гость уловил суть. Впрочем, если для него это пройденный этап… — «Ответив на этот вопрос, мы одновременно удовлетворим твоё невысказанное любопытство в другом. Устройство мироздания. И ответы, которые ты одновременно и хочешь, и боишься получить».

Я вздрогнул, и понял, что, вероятно, само наше «общение» — это именно что фикция, представление для такого пугливого, параноидального меня. И это осознание, которое должно было заставить меня наглухо закрыться, вызвало… облегчение? Да, пожалуй: иначе и не опишешь, ведь я до сего момента опасался какой-то подставы или ловушки. Но если физически я для Гостя не противник, а в ментальном плане — открытая книга, то остаётся лишь та теория «поглощения» только что сменившего форму псионического существа, и прочие аналоги сего действа.

И раз я всё ещё в добром здравии, «употребить» меня по каким-то причинам не представляется возможным.

— «Как мы уже тебе говорили, „эпидемия Пси“ — следствие протекания естественного, фундаментального процесса рождения подобных нам. Помнишь, что мы поведали о мире, наполненном нашими детьми?„. — Я инстинктивно кивнул. Диалог в такой форме нет-нет, да провоцировал моё тело на вполне себе человеческие реакции. — 'Он — один из множества прочих. И, точно как и с погибшими отражениями твоей