Очутившись в его кабинете-лаборатории, увидел, как Валентин первым делом развьючился, как ослик, освободился от чемодана, от вспышки и еще какого-то кулька. В нем он таскал гипс для следов и миску, чтобы готовить раствор. Сказал, что чемодан не резиновый, и все в него не влезает.

Помнится, в моем времени для экспертно-криминалистических целей выделяли целые «газели». Их часто можно было видеть в городе. Машины эти были укомплектованы по последнему слову техники, а на боку гордо красовалась надпись: «Передвижная экспертно-криминалистическая лаборатория». А пока что такие, наверное, были, разве что в крупных городах, да и то не во всех. Вот кстати, надо бы предложить организовать для Загоруйко подобную автолабораторию. Не «газель», конечно, а РАФ-ик вполне сгодится. Но это потом, в светлом, и не факт, что в ближайшем будущем. Особенно учитывая,что у нас вообще с машинами негусто. Пока никто давать отдельный авто криминалисту не будет. Но, как говорится, под лежачий камень только известно что журчит, надо будет потом озадачиться перспективой развития отдела, когда полугодие закроем и Купера выкурим. Если, конечно, он нас сам не выкурит…

Еще у Валентина отдельным свертком с собой был гипсовый слепок следа обуви, из которого торчали вцементированные нитки, оклеенные листочками-бирками. Я, конечно, помог донести его барахло до кабинета и слепок нес сам. Он поставил слепок сушиться на подоконник, сказал, что, когда изымем при обыске эти кирзачи, он сделает трасологическую экспертизу. Тут и без экспертизы псевдопотерпевший сознался, но порядок — есть порядок.

Я, наконец, передал эксперту портсигар. Он повертел его в руках, тут же капнул на него чем-то едким с характерным запахом азотной кислоты, поглядел через микроскоп на то место, куда капнул, и уверенно заключил:

— Это золото. Не все, конечно. Покрытие только. Но качественная позолота. Похоже на ручную работу. Откуда он у тебя?

— От бабушки.

— У тебя бабушка что, курит?

— Моя бабушка курит трубку… — пропел я с хрипотцой, а потом добавил: — Поэтому портсигар мне отдала. Чтобы продать. Как думаешь, дорого за него дадут?

— В комиссионку узкопрофильную или скупку при ювелирке сдать не получится, потому что пробы нет. Как коллекционную вещь, продать через спекулянтов можно, но это, сам понимаешь — незаконно. Тут я тебе не советчик.

— Ясно, спасибо, себе оставлю тогда. В память о бабушке…

Продавать портсигар я изначально и не собирался, я еще не разгадал его тайну. Почему покойничек Интеллигент так запросто отдал какому-то алкашу такую вещицу? Либо Пистон что-то темнит. Надо бы его найти и еще раз тряхнуть. Признаться, до последнего момента я не верил на все сто, что это золото, но Загоруйко — он точно фигни не скажет. Он умный и очки носит, а еще слишком правильный, ведь шуток моих не понимает.

— Спасибо, Валентин, только никому не говори про эту вещицу и про мое обращение. Договорились?

— Конечно, Александр. А можно тебя спросить?

Он, наконец-то, начал называть меня на «ты».

— Спрашивай, — кивнул я и уселся на стул.

У Загоруйко быстро ничего никогда не бывает.

— Я тут проанализировал ситуацию в отделе в последнее время, вижу, что ты стараешься для общего дела, показатели поднимаешь, — говорил он ровно, словно робот или человек, страдающий апатией ко всему, но таковым он явно не был.

— Ну стараюсь, а что тут такого сверхъестественного? Я ведь на испытательном…

— В том-то и дело, что я вижу в тебе абсолютно другую поведенческую мотивацию, ты не за себя печешься.

Я задумался, как бы ответить. Вот Фрейд, блин, комнатный нашелся, чего привязался-то?

— И как с человеком, небезразличным к судьбе нашего отдела, я с тобой хочу поделиться результатами своего анализа.

— А-а… Ну давай, конечно… Ага, — выдохнул я, уловив, что сейчас Валя не под меня копает.

Не нужны ему были никакие мои объяснения — он свои теории излагать готовился.

— Мне кажется, что наш начальник Петр Петрович специально ушел на больничный в самый ответственный момент. Бросил нас. Что думаешь?

— Не все так просто, Валя… Если начальник бы остался, то его бы в скором времени сожрали, к этому все и шло. По итогам полугодия на коллегии наваляли бы ему прилюдно. Вот представь такое, — я махнул рукой, изображая президиум и начальство. — Кому от этого было бы лучше? Нам — точно нет… Петрович хоть мужик и грубоватый, но все же свой, наш, доморощенный, — объяснял я, ловя себя на том, что сам я уже тоже причислял себя к своим. — С такими балбесами как мы — по-другому нельзя. А поставят кого-нибудь пришлого, и начнется текучка. Если еще до этой текучки вообще доработаем.

— Как это? — вдавил очки в переносицу Валентин.

Я ему обрисовал без особых подробностей перспективы «вселенского» заговора против нашего Зарыбинского ГОВД. С ним можно было не так, как с Голенищевым, Валентин — человек другого склада ума и руководствуется не фрейдовской мотивацией в своих поступках, и Аглая его не интересует, во всяком случае, как женщина (интересно, его кроме работы вообще что-то интересует?)

— Очень логично звучит, — кивнул он задумчиво, когда я закончил рассказ. — Думаешь, Евгений Степанович намеренно тормозит нашу работу?

— Даже если не намеренно, — хмыкнул я, — а по дурости, то это ничего не меняет. Нам нужно поднапрячься. Вот скажи, от тебя какой показатель идет в оценочную таблицу деятельности горотдела?

— Кримобеспечение расследования уголовных дел.

— Вот и подними его, тут времени с гулькин нос осталось до закрытия.

— Куда? Я всегда выполняю работу на совесть.

— Ты не понял, Валентин, нужно работать лучше, чем на совесть. И совесть при этом лучше отключить.

— Как это? — опешил тот, наконец, проявив хоть одну эмоцию.

— Дорисуй там себе, не знаю, количество экспертиз, участий в осмотрах. Что там еще у тебя в зачет идет?

Загоруйко блеснул на меня очками.

— Мухлевать? Ну нет… я так не могу.

— Эх, Валя, сейчас против нас мухлюют, а ты хочешь честно проиграть.

— Я не хочу проиграть… — задумался Загоруйко, — но как я могу увеличить количество экспертиз, которые мне назначают следователи? Все же в журнале регистрируется, и копии у меня подшиваются. Это несложно проверить и выявить мухлеж.

— Валентин, не всё то золотая рыбка, что блестит. Бывает и карась блестящий…