Но все-таки, оказалось, что и я понадоблюсь лично. Как я уже неоднократно писал, мне еще не было 18 лет. И это для СССР ХХ века это накладывало определенные ограничения. Например, нельзя было брать водку в сфере торговли. Хотя, в принципе, мне это никак не мешало, поскольку я не пил, да и спортивная деятельность не позволяет.

А вот то, что в возрасте до 18 лет, то есть до совершеннолетия, юноши и девушки не могут жениться / выходить замуж…. Нет, не то что не знал, но не придавал особого внимания. В прошлой жизни учеба в вузе и аспирантуре в юности занимала все время. Так что и сам не понял, как уже оказался за тридцать лет. Ну а в новой жизни просто об этом не думал.

А тут вдруг врезался в закон, как в сплошную кирпичную стену, твердую, прочную, совершенно неподдающуюся. К счастью, опять уточню, бракосочетанием занимались не я или Александр Петрович, а женщины. Мне лишь надо было подписать пару бумажек и явится во властьимущую инстанцию.

Закон ведь указывал, что вообще-то нельзя, но если вам, бедные, очень хочется, то в ряде исключительных случаев можно. И среди этих исключений беременность была самым легким. Надо было лишь получить в больнице по месту жительства справку о наличии оной беременности.

Как уж они это сделали, если до свадьбы у нас вообще не было интима, а моя девушка действительно была девушка, то есть девственна, но факт остается фактом — справка о том, что гражданка М. А. Пушина является беременной, оказалась в руках ее мамы Анастасии Васильевны.

Тут я даже взревновал. Ведь я же не оплодотворял свою девушку (женщину?), а врачи меж тем определили, что она на сносях. Может, появились другие самцы, более наглые и быстрые? Ведь я даже в последнюю ночь перед свадьбой ночевал в одиночестве в общежитии. Сказал об этом Марии прямо, без излишних экивоков.

Невеста в ответ так же мне в глаза фыркнула и заявила в лицо, хоть и густо заалев, что она по-прежнему девственна, а бумажка лишь основание для бракосочетания. В принципе, позже так и получилось. Зря я устраивал сцены.

Все это, в общем-то, произошло, мгновенно, уже на следующий день с нужными бумагами — справкой о беременности, паспортами, даже школьным аттестатом, да к этому времени я уже окончил школу. И рс полгода раньше, но тем не менее. А так в полной готовности к вступлению в брак.

Работницы ЗАГС к такому напору не то, что не были готовы, просто махнули рукой. Это ведь к малолетней невесте относятся с подозрением. К жениху в 17 лет, мощному, на пару голов выше, чем невеста, подходят спокойнее.

Если уж «залетел», то сам виноват, нечего было лезть к девчонке. И вообще, ему скоро в армию идти, с автоматом Отчизну защищать, а мы тут всякой ерундой занимаемся.

Ведь даже товарищ Марисов, накануне увидев ладного, крепкого жениха и красивую, счастливую невесту, только кивнул головой. Молодые готовы к бракосочетанию и появлению новой жизни, и государство тут не собирается противиться. А плюс-минус несколько месяцев возраста у жениха — это уж излишняя формальность.

С такими подходами я и чихнуть не успел, как меня выпнули из ЗАГС в статусе семейного человека. Да я и не сопротивлялся. Сладко и по законному порядку расцеловал невесту и счел возможным считать себя женатым семейным человеком.

Это ведь местные граждане считают меня малолетним парнишкой в 17 лет. На деле же я, ого-го, за две жизни намотал уже 70 лет с копейками. Не пора ли действительно женится, господа — товарищи?

А уж после ЗАГС все покатилось по налаженной дорожке. В кафе прошла небольшая — за пятьдесят гостей — свадьба. Были там, кстати, и мои родители. Тут уж нас намучали целоваться. Хотя, я был не против, Мария, судя по блеску глаз, тоже.

Что еще? Молодые пили исключительно яблочный сок и лимонад. Суженому завтра бежать аж пятидесятикилометровую дистанцию, а суженой тоже бежать, только на расстояние в девять месяцев. Отец Марии Александр Петрович прямым текстом объявил, что в таком юном возрасте не надо врать государству. Раз гарантировали ребенка в ближайшее время, то и должны родить. Благо ведь дело молодое, пока еще нетрудное.

А гости наклюкались, в первую очередь, конечно же, мужчины, что мой отец Николай Александрович, что тесть Александр Петрович. По этот шумок мы и потихоньку и улизнули. В кафе в ту пору уже перешли от чинных внушительных тостов, к беспробудному пьянству с элементами ссор и даже драк. И нечего это видеть моей теперь уже благоверной.

Вызвали такси, да и уехали, известив только мам Алевтину Михайловну и Анастасию Васильевну. А что, уехали, так, между прочим, в свою собственную квартиру, только что выданную горисполкомом.

Поскольку приказ был отдан самой высокой региональной властью — первым секретарем Удмуртского обкома партии В. К. Марисовым, да еще в обговоренной квоте, тестю Александру Петровичу не пришлось долго и мыкаться. Он даже сумел договорится о выделении на временной основе — пять-шесть лет, не более — так называемой старой мебели из партийного санатории.

Не все, конечно. Туда уже переехал югославский гарнитур и японская видеодвойка. Но с десяток единиц мебели, чтобы трехкомнатная квартира не оказалась пустой, даже, чтобы она казалась переполненной, было бы в самый раз. Тесть только самодовольно фантазировал:

— Лет через пять, когда обзовететесь парой — тройкой детей, подкопите денег, потихоньку и будете покупать мебель под насущные потребности.

Я в голове посчитал: лет через пять, это ж начало самый черный период истории нашей страны, как в политической, так и экономический. Вот тогда только и копить! Говорить, конечно, ничего не стал, простота ведь не хуже воровства. Интересно, а вы, товарищ Пушин, члени КПСС с 196… года, на чью сторону станете — прогрессивных демократов, насквозь коррумпированных или консервативных бюрократов, ворующих ничуть не хуже?

Впрочем, долго меня черные мысли не угнетали. Кругом еще была спокойная безмятежная обстановка, рядом счастливая, юная (да-да именно так для древнего старика!) невеста. Так что идите вы к… лешему, хотя бы!

Такси везли нас не долго. Все-таки Ижевск это для Удмуртии крупный город, но он даже не миллионник, и для жителя XXI века, жившего в современной постсоветской Москве, это совсем не мегаполис.

Выгрузились, стремительно скрылись в своей квартире. Не то, что испугались или поскромничали,