Шрифт:
Закладка:
— Давай в комнату и все из карманов на стол! — скомандовал Первый. — Где твой рюкзак?
Второй сразу пошел на кухню, Третий в комнату хозяйки.
Пришлось выложить ключи от квартиры, от замка на велик, потом паспорт и комсомольский билет, которые я на всякий случай прихватил в райком. Два десятка рублей без мелочи. Ученический я пока передал Свете, ни к чему тут с ним светиться и концы лишние органам сразу выдавать. Узнать могут и сами, что я там учился, конечно, но могут и забить на это.
Паспорт и комсомольский сразу перешли в руки сотрудника, он их сверил с моим лицом и по-хозяйски опустил себе в нагрудный карман рубашки. Я пока ключи от родительской квартиры доставать не стал, они у меня лежат в нычке около плинтуса.
И отдавать органам смысла нет, и с собой таскать тоже, а девать мне их больше некуда оказалось, когда про них вчера вспомнил.
Еще рюкзак осмотрели и бросили тоже на стол.
— Сразу выдай, что есть из запрещенного! — вдруг приказывает-советует Первый.
— Да ничего нет. А что это — запрещенное? — с удивлением спросил я.
— Ты мне еще поприкидывайся дураком! Думаешь, мы не знаем, чем ты занимался? — такая проверка моей разговорчивости и первый легкий наезд.
На это я только пожал плечами. Простым операм я ничего говорить не собираюсь и информацией делиться тоже.
— Почему из райкома раньше начала собрания ушел? Ты же собирался там отчитываться? — ага, значит все-таки меня слушали и телефон общаги у них теперь есть.
— Ушел потому что, — пожал я плечами.
Не рассказывать же мою бестолковую эпопею с райкомом комсомола, это вообще никому не нужно.
— Там в холодильнике пятнадцать плиток эстонского шоколада и жевательная резинка, — доложил осматривающий кухню Второй.
— Зачем тебе столько? — зачем-то решил узнать Первый, сам быстро проверяющий мою комнату.
— Кушать и чай с ними пить, — с деланным недоумением ответил я.
Еще владение парой десятков шоколадок мне припишите по какому-нибудь делу!
Заглянул в пустоватый шкаф, потом скинул белье и одеяло с тахты, поднял ее, заглянул под низ.
— Не видно ничего, подсоби, — скомандовал Второму.
Они подняли тахту за край и Первый проверил ее днище.
— Да, еще чая со слоном десять пачек небольших, — добавил Второй, но про этот довольно доступный дефицит меня не стали спрашивать.
Впрочем, и в шоколаде эстонском ничего удивительного нет, его тоже иногда в Ленинграде свободно продают.
Только далеко не всем хватает.
Оперативники провели поверхностный осмотр комнат, кухни и туалета с ванной и сказали мне собираться.
— Переоденусь? — спросил я и после разрешения надел джинсы и кроссовки, а мыльно-пенные, спортивку, тапочки и простые брюки с ботинками, запасное белье, ручку с тетрадкой, десяток шоколадок и пять оставшихся здесь книг сложил в сумку.
Ту самую, которая черная и очень большая. Кинул в нее еще почти весь чай и четыре блока стюардессы, шерстяные носки. Рюкзак тоже свернул и положил, пусть с собой будет побольше в новой теперь жизни.
Сигареты купил как раз вчера, как почувствовал слежку, на всякий такой интересный случай.
Собираюсь, как опытный сиделец, а не как комсомолец, с неким знанием вопроса, что точно подметят опера комитета.
— Куришь? — усмехнулся Первый. — Спортсмен же?
— Собираюсь начать, — важно ответил и задумался, чтобы мне еще взять с собой.
Брать нужно все, неизвестно еще, по какой статье меня могут начать прессовать. Могу оказаться в СИЗО вместе с остальными малолетками, так что и сигареты, и чай понадобятся тогда.
Там у них вроде все по беспределу, поэтому крепкие кулаки и характер тоже понадобятся тогда.
Скорее всего отвезут меня в Большой дом, но все может быть.
Потом я душевно попрощался с Таисией Петровной и спустился вниз под плотным присмотром Первого.
Девчонки из овощного, Ирочка с Людмилой, такое зрелище не пропустили и громко пожелали мне скорого возвращения, так что морально я немного повеселел. Есть за мной хорошие люди, чтобы мне не предъявляли.
Посадили на заднее сидение, сумку положили в багажник и через двадцать минут я заехал в закрытые дворы где-то в районе Литейного. Там, значит, есть какой-то изолятор.
Но никуда сдавать меня не повели, а проводили в кабинет на втором этаже трехэтажного здания.
Где меня встретил взрослый мужчина в обычном костюме, посоветовавший называть его товарищем майором.
— Садитесь, Бессонов, — указал он на стул перед своим столом.
Видно, что кабинет не стандартная допросочная, нет решеток на окнах, шкафы с бумагами стоят вдоль стен, а этот товарищ майор взял его на какое-то время для проведения первичного допроса.
Похоже на какое-то хозяйственное помещение на самом деле.
Кажется мне, что в сильно охраняемый периметр Большого дома мы не въехали, а это значит, что меня по-настоящему регистрировать не хотят пока. Пока не убедятся, что это я отправлял анонимки с предсказаниями, но самое главное — знаю еще что-нибудь такое же из будущего.
Но тогда точно и дальше регистрировать не станут, потому что мое знание — оружие силы слишком разрушительной, чтобы о нем хоть что-то узнали лишние люди.
Интересно, понимает ли этот товарищ майор, во что он ввязывается прямо сейчас?
Ведь он тоже может не успеть спрыгнуть с набирающего ход под откос состава.
— Товарищ майор! Хотелось бы знать, за что я задержан? — решаю я проявить инициативу.
— Задержан? Совсем нет, вас пока пригласили для того, чтобы ответить на некоторые вопросы. Задержание пока не произведено, мы не какие-нибудь нарушители прав советского гражданина. Ведь вы — советский гражданин?
На такой понятный вопрос я отвечаю, конечно, утвердительно.
Майор пока вникает в какие-то напечатанные бумаги, наверно, подробное описание моих анонимок и прочих сигналов. Самих конвертов с анонимками на столе я не вижу, да и так называемый опросчик явно только готовится что-то меня спрашивать по существу предмета.
Сначала он просто судорожно перелистывает печатные листы, но потом постепенно вникает в суть дела и скептическая усмешка растекается на лице майора.
Да, он читает о невозможных предсказаниях, которые совпали случайно или просто так с суровой действительностью, теперь кто-то наверху хочет получить его мнение на этот счет.
— Давайте сначала я спрошу вас, — ведет себя майор очень вежливо и предупредительно. — Имеете ли вы отношение к некоторым анонимкам, пришедшим в нашу контору?
— Смотря к каким? Может их у вас тысячи? Наверняка