Шрифт:
Закладка:
Он, правда, может теперь оказаться в Москве, так что шансов у меня очень мало. А учитывая, что местные партийцы боятся Григория Васильевича больше смерти, так шансов на это вообще почти нет.
Ну, попробовать я все же должен, пока есть возможность, а руки свободны, чтобы хотя бы открыть дверь кабинета.
И вот я вижу, как из приемной выскакивает секретарша, взрослая и очень строгая тетя в костюме, несмотря на солидную жару. Выскакивает, строго смотрит на меня и, повернувшись солидным задом к разглядывающему революционные картины на стене подросту, спешит в столовку, наверно, что за вкусной сдобой для своего начальника.
Я тут же оказываюсь около двери, читаю:
«Второй секретарь райкома партии Ленинского… Иванов Виктор Степанович».
— Ну, попытка — не пытка! — решаю я и заныриваю в приемную.
Нужно спешить, пока секретарша обратно не пришла, видно, что она суровый цепной пес, разорвет меня на клочки, как вошедшего без разрешения посетителя.
Пробегаю приемную и тут же стучусь в обитую толстым дермантином дверь кабинета.
— Войдите! — раздается удивленный голос.
Понятно, что его обитатель не понимает, как это кто-то прорвался мимо секретарши без доклада ему самому сначала.
Я тут же открываю дверь и закрываю за собой, потом встречаюсь взглядом с круглолицым и лысоватым мужчиной лет сорока, сидящим за солидным столом
— Ты кто такой? Как прошел сюда? Комсомолец, что ли? — как-то быстро догадывается он.
— Да, комсомолец, Виктор Степанович! На конференцию пришел, но это не важно совсем. Я к вам по очень-очень серьезному поводу. Будущее Советского Союза зависит сейчас от нашего с вами разговора, — прямо необычно серьезно я начинаю общение с вторым секретарем.
Прямо ва-банк иду, чтобы он меня сразу же не погнал.
— Так уж прямо и зависит? — смеется товарищ Иванов. — А почему ко мне пришел? Вопрос то довольно серьезный.
— Так заметил, что ваша секретарша ушла, и тут же проскочил, — довольно отвечаю я.
— Говори, что за будущее Советского Союза мы спасаем? — улыбается снова товарищ Иванов.
— Давайте, начну с самого ближайшего прямо. Сегодня четырнадцатое июня. Значит в Москве идет июньский пленум ЦК КПСС. Из состава ЦК будут выведены товарищ Щёлоков, который все еще министр внутренних дел СССР и еще товарищ Медунов. Сами понимаете, информация такого рода, которую я никак узнать не могу. Узнать не могу, но уже знаю, — многозначительно я гляжу на него.
Иванов сразу стал серьезным, разговор поднялся на недостижимую для него высоту, которая уже очень опасная.
— И что это значит?
— Значит это то, что я вижу будущее. Вот рассказал вам по пленум ЦК, информацию о котором вы получите только завтра-послезавтра.
— Так, а что тебе вообще нужно от меня? — не реагирует на мои слова второй секретарь, как-то внутренне сразу закрывшись.
— Связь с Григория Васильевичем, сами понимаете, с каким, — отвечаю я.
— Ишь чего захотел! Не положено! — сразу отрезал Иванов.
— Передать нужно товарищу Романову несколько слов, от них очень многое зависит.
— Да? Ну напиши на бумаге. Вон, возьми на столе около стены, — подумал, отвечает Иванов и между делом заглядывает в ящик своего стола.
Наверно у него там пистолет лежит. Вряд ли у него есть кнопка вызова охраны, этим обычно секретарь занимается, поэтому сейчас секретарь подумывает о возможной самозащите от сумасшедшего комсомольца.
Я беру листок бумаги и ручку, быстро, но разборчиво пишу на нем.
Потом протягиваю бумагу второму секретарю и сажусь на стул перед его столом.
«Григорий Васильевич, передайте пожалуйста Константину Устиновичу, чтобы он не ел копченой ставриды в этом августе, находясь в отпуске на черноморском побережье. И еще, Чазов — человек Горбачева».
Глава 16
Однако меня закономерно и очень даже быстро ждет полный облом в кабинете второго секретаря Ленинского райкома партии.
Он сразу понял, что речь идет про высшие эшелоны власти, именно те, про которые я так запанибратски пишу, и ему там нечего ловить. Все очень непонятно и опасно, смысла вписываться с каким-то подростком в эти провластные темы ему лично нет никакого. А с всевидящим, типа, подростком так тем более, это вообще попадалово конкретное.
Такая тема уже верой в бога попахивает, что совсем нехорошо.
«С тебе взятки гладки, ты еще комсомолец-школьник, а меня навернут так, что на всю жизнь хватит.»
«И Романову я звонить не стану, не совсем еще из ума выжил.»
«Как только скажу, что пришел школьник и хочет предсказать будущее, так сразу же потеряю должность! А я к ней столько времени шел! Еще и на первого секретаря попаду!»
Это я читаю в его взгляде, когда он прочитал записку, никак вообще не отреагировал, аккуратно свернул ее и тут же убрал в стол.
Обсуждать тоже ничего не хочет, понимает, куда такие темы могут привести.
Ну, что тут скажешь, человек все понимает, пусть даже не высказывает лично мне никакого недоверия, но влезать в эту мутную тему не станет.
Я бы на его месте не стал. И ведь это он еще не знает, что меня сейчас ведет КГБ!
Тут и его секретарша заглянула в кабинет, держа в одной руке полную тарелку сдобы из столовой.
— Виктория Иннокентьевна, проводите комсомольца из моего кабинета в райком комсомола! Ему уже пора! Это — не обсуждается! — прикрикнул он, заметив, что я хочу что-то возразить.
Вот тебе и весь ответ на продемонстрированное тайное знание. Ползучий бюрократизм, как говорил классик!!!
Возразить мне особо нечего, упрашивать дальше засовывать голову в капкан кого-то постороннего я не имею права. Мужик сразу все понял и отказался влезать в непонятную ситуацию с высшими чинами партийной иерархии.
Так что под строгим присмотром тетеньки-цербера меня отвели на третий этаж, где открыли задвинутую на настоящий засов дверь и отправили гулять в помещения райкома комсомола.
«Типа, сами разбирайтесь со своим забравшимся не туда малолеткой.»
Да, не получилось сразу ничего, да и не могло получиться, как мне кажется. Отрывать известного своей авторитарностью начальника Ленинграда и всей области от всегда важного дела только потому, что какой-то непонятный подросток что-то там знает — дураков совсем нет.
— Партбилет на стол и на завод! — скомандует товарищ Романов.
Вот с Горбачевым, наверно,
