Аэродром у немцев был не просто полем с бетонными и земляными полосами, как любят (точнее, полюбят) показывать в кино, куда мог пробраться даже младенец, после чего из-за тупости охраны скрутить крышки бензобаков и сделать всяческие гадости, после чего так же спокойно уйти. Нет, это была полноценная военная часть, защищенная и оборудованная по всем правилам, которую пришлось бы штурмовать не менее чем батальоном, поддерживаемой миномётными расчётами и с применением бронетехники.

Здесь были капониры для самолётов, траншеи для личного состава, земляные валы для безопасного хранения топлива и боеприпасов, дощатые домики и казармы для лётчиков, охранной роты, механиков и прочего обслуживающего персонала. ДЗОТы охраняли внешние подступы к территории, обнесённой колючей проволокой в два ряда. Постоянно ходили патрули, как простые, так и в сопровождении овчарок. Внутри на территории были тщательно оборудованы позиции для зениток. Больше всего там находилось спаренных и счетверённых установок малокалиберных пушек. Но нашлось место и для семёрки «ахт-ахт», тех самых орудий, которые, якобы, единственные были способны остановить наши Т-34 и КВ-1.

Почему якобы? Просто по рассказам танкистов, которые были освобождены мною и партизанами из плена, их танки даже немецкие тридцатисемимиллиметровки, «колотушки», пробивали. А ведь я сам был уверен в неуязвимости этих легендарных танков, пока не услышал эти слова. Вышло почти всё так же, как с моими ошибочными представлениями о «крутости» немецкого МГ.

Да, все снаряды немецкой противотанковой артиллерии, предоставленной 37-мм и 50-мм орудиями, не могли пробить лобовую броню Т-34. Просто-напросто рикошетили от наклонного переднего листа. Зато пак-36/37 прошивала с легкостью борт «тридцатьчетвёрки» или обрывала гусеницу на танке, превращая в неподвижную цель. А более мощная пушка, та, что имела калибр пятьдесят миллиметров, могла проломить люк механика-водителя или пулемётное «яблоко», выводя из строя экипаж.

Почти такая же ситуация была с КВ. Лобовая броня была не по зубам всем калибрам, кроме зениток 88-мм и 101-мм. Зато корму могла пробить и «колотушка», а иногда при «золотом» попадании и борт танка. К тому же, КВ был слишком медленным и на нём могли сосредоточить огонь сразу несколько пушек. А ещё тяжёлая башня страдала предрасположенностью к заклиниванию после попадания снарядов.

Просто гитлеровцам было проще признать, что их хвалёные армии разбились вдребезги не о стойкость духа советских воинов, а что им помешали чудо-танки, чудо-самолёты и так далее. Любят захватчики, которые приходят из века в век в нашу страну с войной, списывать свои неудачи на что угодно, только бы не признавать силу и самоотверженность ее граждан. Чего им только не мешало: генерал Мороз, «духов-панцер» и ещё ряд подобных «противников». Но никак не «варвары и азиаты».

В памяти я отыскал как-то прочитанную в сети информацию, что чуть более половины всех потерь бронетехники с обеих сторон приходится именно на противотанковую артиллерию, половина оставшихся была уничтожена авиацией, а все остальные (получается, что лишь четверть) оказались уничтожены другими танками и самоходками.

Ладно, что-то я отвлёкся немного. Наверное, так сказывается мандраж перед делом.

Мне предстояло ночью пробраться на аэродром и заминировать все самолёты, места хранения топлива и боеприпасов. Для этого у меня было заготовлено около сотни самодельных взрывных устройств из стограммовой толовой шашки, запала от гранаты и химического замедлителя. Нужно было раздавить капсулу в замедлителе, чтобы через тридцать-сорок (кустарная конструкция не отличалась пунктуальностью) минут срабатывал запал. А там — большой ба-дабум!

Сильный ветер и дождь сыграли мне на руку дважды: авиация осталась на земле, и мне было проще пробраться на аэродром.

«Шестьдесят два, шестьдесят три… шестьдесят девять. Усё», — я мысленно считал, сколько самолётов получило от меня гостинец. Чтобы гарантировано подорвать вражескую технику, я ставил два заряда. Из-за этого мне пришлось несколько раз бегать с аэродрома до леса и обратно, так как сразу унести столько ВУ я физически не мог. Это не картошка, всё-таки, её в мешки не насыплешь под горловину.

Даже не знаю, чтобы я делал без своего нанокостюма. Он столько раз спасал меня, помогал, что впору отлить памятник из чистого золота и поставить на постамент. Вот и сейчас только благодаря его функциям у меня удалось провернуть эту акцию, невозможную и безграничную по своей авантюрности и нахальству.

Установив все заряды на самолёты, я в обратном порядке стал активировать взрыватели. К моменту, когда отошёл от последнего (он же первый, что получил два гостинца в районе топливных баков), у меня оставалось от двадцати минут до получаса до первого взрыва.

Этого времени мне хватило, чтобы заминировать бочки с топливом и небольшой склад бомб, лежащих прямо под открытым небом на деревянных поддонах и просто накрытых брезентом.

Спасибо режиму невидимости в моём костюме, благодаря ему и плохой погоде я пробежал в десяти метрах от охранного поста и часовых у земляных валов, окружающих горючку и боеприпасы.

«А теперь руки в ноги и уносить поскорее свою жопоньку отсюда!», — подумал я, когда был активирован последний заряд на бочке с авиационным топливом.

После такого удачного минирования хотелось дополнительно плеснуть скипидарчика под хвост оккупантам. Например, пробраться в казарму к лётчикам и перестрелять тех. Или занести к ним пару авиабомб килограмм по пятьдесят, после чего там подорвать. Даже пожалел, что не уложил пару таких гостинцев с подрывными зарядами под окнами жилья. Нанокостюм позволил бы легко и быстро перетащить сотню килограмм за один раз.

«Лучше синица в руках, чем…».

Рда-раоа-ах-бар!

Мысли в голове были прерваны оглушительным рокотом, словно одновременно за спиной пытались завести с пускача трактор, и рычало семейство львов на разные голоса. Через мгновение эти звуки исчезли в грохоте взрыва. Ярчайшая вспышка осветила окрестности вокруг аэродрома.

Я резко остановился и обернулся назад. Несколько секунд смотрел на огненное зарево в той стороне, где хранились авиабомбы, покачал головой и вновь побежал в прежнем направлении, активировав ускорение, которое только-только восстановилось.

Взрыв прозвучал излишне рано и именно там, где он должен случиться в самый последний момент. Возможно, взрывчатку обнаружил часовой или порыв ветра замотал брезент, на котором сверху лежала моя бомба, и там упала. Сотрясения вполне хватило, чтобы химический замедлитель резко ускорил свою работу.

У меня по телу прошла волна неприятной дрожи, когда представил, что заряд мог сработать в тот момент, когда я с ним и кучей других таких же бегал по аэродрому, перебирался через колючую проволоку.

Почему я взял такую ненадёжную и опасную конструкцию? Ведь часовые взрывные устройства сапёрами и подрывниками в этом времени использовались вовсю. К сожалению, мои