чужим, но теперь, в минуту прощания с любимой страной, неожиданно вызвал чувство нежности и жадного интереса. Его страшили пять тысяч миль беспокойных вод, которые предстояло пересечь, а слово «Неаполь», название города, куда он плыл, поражало его слух, точно имя новой, неисследованной планеты. Но как настоящий рыцарь, он направлялся туда, куда вела его любовь. Если бы вы видели этого стоящего у леера широкоплечего, обаятельного, с добрыми глазами человека, который всегда остается в душе ребенком, вы бы не удивились, что в письме, лежащем у него в кармане, Селия Уэр навсегда отказывалась от своей успешно начатой карьеры. В сотнях художественных галерей за границей она любовалась фигурами мужчин, которых великие скульпторы считали достойными увековечения в мраморе, и ее оставленный на родине возлюбленный с честью выдерживал сравнение с любым из них.

Между Мерриллом и страной, которую он покидал, уже выросла стена тумана, но он по-прежнему одиноко стоял у леера, не отрывая взгляда от невидимого берега. Какой-то шорох сбоку заставил его повернуться, и он увидел рядом с собой молодого человека в хорошо сшитом костюме, чье дружелюбное выражение лица и открытая улыбка заставили его невольно улыбнуться в ответ.

– Быстро же исчез этот старый городок сегодня утром, – произнес молодой человек, натягивая на голову клетчатую кепку. – Только что был – и вот его уже нет. Это ваше первое путешествие через океан?

– Да, это мое первое преступление, – признался Меррилл. – А у вас?

– У меня семьдесят первое. Подсчет точный, – скучающе отозвался незнакомец.

Меррилл изумленно открыл рот.

– Бизнес, да? – поинтересовался он.

– Бизнес, – подтвердил собеседник, и в глазах у него появилось и тут же исчезло странное выражение. – Раз уж нам придется провести вместе две недели на этой старой калоше, давайте познакомимся. Меня зовут Генри Говард Фишер.

Меррилл два дня провел на Манхеттене и соскучился по дружеской компании. Он сразу же назвал свое имя, упомянул о Техасе и «Серебряной звезде» и предложил пропустить по стопке.

– Увы, – сказал мистер Фишер, – в рот не беру.

– Тогда пойдем выкурим по сигаре, – предложил Меррилл.

Но оказалось, что воздержанный мистер Фишер и не курит. Меррилл, уже немного подозрительно, окинул его взглядом с ног до головы. По соседству с «Серебряной звездой» таких мужчин не встречалось. Но выглядел Фишер бесхитростным и обаятельным и к тому же заявил, что с удовольствием поболтает с Мерриллом в курительной комнате.

Они удобно устроились там, и пока скотовод заказывал желаемое у стюарда, мистер Фишер задумчиво его разглядывал. Потом с удовлетворенным видом взялся за дело и показал себя истинным мастером исчезающего искусства ведения беседы. Они поговорили о войне. Мистер Фишер вскользь коснулся цели своей поездки за рубеж. По его словам, из-за вступления Италии в грандиозный конфликт налоги на принадлежащий ему земельный участок вблизи от Неаполя ужасно повысились, и он отправился туда, чтобы урегулировать это дело. Страшная тягомотина, вздыхая, признался он. Потом он поинтересовался, куда и как едет Боб Меррилл. Скотовод объяснил, что друг туристов Кук все заранее устроил.

– Кук поднял меня утром после завтрака в Нью-Йорке, – засмеялся он, – и отпустит только вечером после обеда двадцатого июля, когда я снова окажусь на Норт-ривер. Билеты, отели, все прочее я купил и оплатил, так что все это, можно сказать, у меня в кармане.

Фишер рассмеялся.

– С таким же успехом можно было послать ваш труп, – заметил он.

Однако дружелюбный собеседник пропустил эту насмешку мимо ушей. Меррилл достал лист бумаги с напечатанной инструкцией и прочел:

– Прибываете в Неаполь в субботу 10 июня в восемь часов вечера, останавливаетесь в «Гранд-отель дю Везув». 11 июня завтрак и ленч в отеле, затем в три часа пополудни на центральном вокзале садитесь на поезд до Рима. Обедаете в поезде, прибываете в Рим в семь часов, останавливаетесь в отеле «Квиринал»…

– Вы не задерживаетесь в Неаполе, – заметил мистер Фишер.

– Дружище, – ответил Боб Меррилл, – я нигде не задерживаюсь, пока не попаду во Флоренцию. Рассчитываю немного погулять по Неаполю на обратном пути. Видите ли, со мной тогда будет миссис Меррилл.

И он откровенно рассказал незнакомцу, зачем отправился за границу.

– Плывет корабль, где у штурвала радость, и молодость прокладывает курс... – мистер Фишер воодушевленно процитировал стихи Томаса Грея. – В самом деле, так радостно узнать, что кто-то в эти суровые военные времена отправляется за границу по такому счастливому поводу. – Он снова окинул Меррилла взглядом с головы до ног. И добавил: – Кстати, вы уже выбрали себе место за столом или Кук тоже сделал это за вас?

Оказалось, что кое-что Кук все же оставил на усмотрение Меррилла, и мистер Фишер сопроводил его в обеденный салон. Так и получилось, что скотовод и обаятельный Фишер на протяжении всего рейса сидели бок о бок за одним столом.

Во время первого ленча небольшой обеденный салон оказался заполнен до отказа. Но так случилось в последний раз. Дело в том, что мгла, окутавшая Нью-Йорк, была всего лишь западной кромкой сильнейшего шторма. Пять дней лайнер боролся с бушующим морем. Пассажиры один за другим исчезали и больше не появлялись. Каждую ночь Боба Меррилла будил его новенький чемодан, который вместе с судном катался туда-сюда по палубе узкой каюты. Частенько в проходах слышался звон разбиваемой посуды, когда стюарда, несущего поднос, швыряло на стены. Для техасца все это было в новинку. Мощь океана не пугала его, но внушала почтение. И вместе с крохотной группкой стойких путешественников он трижды в день неизменно появлялся в обеденном салоне.

Фишер, переживший семьдесят таких рейсов, разумеется, тоже состоял в этой группе и с похвалой отозвался о крепком желудке скотовода. За эти пять дней, пока дождь лил как из ведра и лайнер был игрушкой бурных волн, такая изоляция сильно их сблизила. Они стали называть друг друга по имени. Однако для человека из Техаса новоприобретенный друг оставался все-таки загадкой. Порой Фишер казался ему очень юным, но, присмотревшись повнимательнее, он обнаруживал у него на лице множество примет зрелого возраста. Иногда он думал, что у этого незнакомца душа нараспашку, а потом вдруг ловил его коварный взгляд, который заставлял держаться настороже.

Однако изысканные манеры Фишера, его увлекательные разговоры, редко касавшиеся тех акров земли в Италии и налогов, из-за которых он и отправился в путешествие, привлекали его так же, как и всех других на