– Что-то неаккуратно прооперировали, – сглотнув, заметил Крячко.

– Ну как смог.

– Что значит… это ты что, сам? – с недоверием спросил Гуров.

Даниил, одевшись, пояснил:

– Да что там, велика беда. Под водкой и местной заморозкой… лидокаином. Пузырь заглотил, побрызгал – ну и ножом срезал. Видите, неровно получилось. Ну, назавтра, конечно, воспаление началось, правда, по стенам побегал, повыл-повыл – и все-таки пришлось в травмпункт ковылять.

– Что ж, не спрашивали, как тебя угораздило? Или наплел что?

– А, бросьте, – отмахнулся Даниил. – Кого это тут интересует? Кровью не харкаешь – вон из больницы. Не помню, наврал что-то. К печной трубе, что ли, пришкварился.

– Как же ты срезал, левой рукой?

– У меня обе одинаково работают, – пояснил Счастливый. – Папа не жалел денег на реабилитацию, за что большое ему спасибо.

– Да уж, спасибо ему преогромное, – проворчал Станислав, делая еще глоток коньяку. – Он вообще у тебя человек добрый и исключительно заботливый. Кстати, лечебницу-то свою любимую ты зачем запалил? Уж признайся, чего там.

– В самом деле, «Вектор-то Возрождения» за что? – поинтересовался Гуров. – Чем он тебе не угодил?

Счастливый усмехнулся и даже руки потер:

– Я ждал этого вопроса. Что могу сказать в свое оправдание, господа полковники? В целом только то, что когда в последний раз меня паковали – разумеется, по моей же просьбе, я не отрицаю, – то услыхал интересную вещь: мол, папа предписал держать меня там постоянно, вплоть до своего особого распоряжения. Ну а будет ли оно, это распоряжение – Бог весть. Он же ни на одну мою депешу так и не ответил.

– Упаси боже от таких пап, – пробормотал Крячко.

– Да уж, номер, – протянул Лев Иванович. – Понимаю тебя. Я смотрю, у пана Ректора и своя собственная мораль, и даже свой собственный Уголовный кодекс…

– Лев Иванович, так он и действующий УК-то сам писал, – напомнил Даниил, подкидывая поленце в печь. – В любом случае, мариноваться в состоянии овоща, ожидая, пока папа смилостивится и даст особое распоряжение, мне было неохота. Ну и когда выяснилось, что из лечебницы меня точно отпускать не собираются, пришлось организовать побег общественно опасным способом.

– А вот были бы жертвы?

– Честно признать, я тогда ни о чем подобном не думал, – сказал Счастливый, сокрушенно качая головой. – Я пребывал в полном амоке. Только и делал, что бегал по потолкам, только и думал о том, как бы свалить. Но, между прочим, соседа-то я растолкал… да и потом, если честно признаться, я был уверен, что и меня собираются грохнуть. В списках-то пациентов меня не было, так что все просто: укольчик и торфом прикопать. А уж как тут умеют подчищать да подмазывать – вы и сами уже видели.

– Да уж, пришлось.

– Добрался до этого дачного мегаполиса, нашел знакомых, которым в свое время помог кое-чем, – участковый, сами понимаете, – вот и пристроился присматривать за дачей на зимний период, заодно и сторожем. До того с воспалением легких провалялся, ибо продрог, как собака, пока лесами на шоссе выбирался, потом до дач топал. Ну а с Даней-то мы связь поддерживали.

– И как же тебе удалось втереться к ней в доверие? – с интересом спросил Гуров. Сам он не особо представлял, как это делается, интересовался на всякий случай, для общего развития.

– А мы же с ней и раньше встречались, – с нежностью ответил Даниил. – Но тогда дело гораздо хуже обстояло. Как вам сказать. Эстет я, вот и опозорился – глаза не те, нос не тот. Хотя, конечно, если бы вы ее видели…

– Да видели уж, – пробурчал Гуров.

– Где? – удивился Счастливый.

– Твой папа нам твои письма отдал, – не подумав, ответил Крячко и запнулся.

Даниил, впрочем, проглотил и это.

– Да, это мой папа… ну что ж, наверное, тогда так надо было поступить, – философски заметил он. – В общем, лишь постепенно до меня дошло, что смотреть-то в душу Дане надо. А она очень добрая, открытая, доверчивая девочка. Ну и пара конфет не помешала.

– Конфеты? – переспросил Гуров.

– Ну да, батончики. Уж очень она батончики любит. Понимаете, когда у мамы диабет, сладостей в доме не держат. В магазин лишний раз не пойдешь, чтобы не светиться, да и далеко от их как бы элитного поселка. В общем, подманил ребенка конфеткой, ну а потом как-то сдружились. Зойка не знала ничего.

– Смелый ты человек, – пробормотал Станислав, вспоминая экскурсию по особняку Вестерман.

– А вы ей тоже очень понравились, Станислав Васильевич, – улыбнулся Даниил, – я вижу. И, вообще, на самом деле она совершенно безобидное существо. Физически, как и многие детки с лишней хромосомой, она очень хорошо развита, а по уровню интеллектуального развития ей лет семь. Наивная. Ну вот мама ее и убедила, что за все в жизни надо платить, что надо быть красивой, как мама, – мама ведь тоже была уродиной, как и она…

– Такое говорить ребенку. Во сволочь, – пробормотал Станислав.

– В общем, убедила в том, что все это надо для того, чтобы сделать Даню обычной девочкой, чтобы у нее были друзья, – пропустив мимо ушей замечание Крячко, продолжил Счастливый. – Она очень привязана к людям, и умница, но кто смотрит на ум, если страшная? А тут синдром Дауна, простите, налицо, и вроде бы при родах накладывали щипцы, что ли… Пластика стоит дорого, не везде берутся делать малолетке. Ну а как подрихтовали все, что можно было, она уже не хотела заниматься этим делом. Она все грозилась сбежать ко мне, да я не разрешал: как тут прятаться-то вдвоем. А тут Мария с заказом…

– Кстати, про заказ-то ты как узнал? – как бы мимоходом осведомился Гуров.

– Как-как. Ревность бабская.

– То есть?

– А то и есть. Ревность!

– Слушай, объясни и не выпендривайся, – посоветовал Крячко, – не на семинаре, чай, наводящие вопросы задавать.

– Ну ревность же, – терпеливо повторил Счастливый. – Ничего я не выпендриваюсь. Мелкая… ну Данька сунула свой нос в мамкину переписку – и готово дело. Примчалась девчонка сюда на метле и закатила мне скандал! Форменная сцена ревности и бабьи слезы! Отвечай, мол, откуда у тебя еще дети, кроме меня! Еле успокоил, а то заказ Марии таки был бы выполнен…

– Не был бы, – поддразнил Гуров. – Она знаешь какая. Татуировки-то нет, не приняла бы халтуры.

– Точно, вот баран, – хмыкнул Даниил. – Не подумал об этом. Ну, а дальше все просто: Зойка послала Даню за деньгами за работу – она всегда так делала, к деньгам Вестерман старалась вообще не притрагиваться, банковские переводы не принимала, ни с кем не контактировала. Мы вместе