Грэйсона. Всегда. Это было его фундаментальной частью.

– Нет! – Саванна наконец оторвала взгляд от фотографий. – Он нам не брат. Папа этого не хотел.

«Он не хотел меня. Он ненавидел меня». Грэйсону следовало бы перестать думать об этом. Ему хватило бы силы воли, чтобы оставить подобные мысли. «Но фотографии. Всю мою жизнь он…»

– Я считала его хорошим отцом. – Джиджи посмотрела на потолок и зажмурилась. – Не идеальным, конечно, но… – Она замолчала и сжала губы. – Я считала его хорошим мужем! – Ее голос снова зазвучал сердито. – Вот почему я искала его. Я не верила, что он мог изменить маме и оставить нас, но, видимо, измены и отказ от родных для него в порядке вещей.

Джиджи буквально пылала от ярости. Грэйсон хотел протянуть к ней руку, но что-то внутри не позволило.

– Вы должны были рассказать мне! – крикнула Джиджи. – Вы все должны были мне рассказать!

Она бросила на них испепеляющий взгляд и выбежала из хранилища.

– Джиджи! – Саванна кинулась было за ней, но Акация мягким движением руки остановила ее.

– Пусть идет! – Акация закрыла глаза, постояла так некоторое время, а потом спросила: – Там есть что-нибудь еще?

Грэйсон вытащил фотографии и сложил их в стопку, отказываясь рассматривать их. «Шеффилд Грэйсон знал обо мне с самого моего рождения. Он следил за мной всю мою жизнь».

На самом дне ячейки, у стенки, Джейсон обнаружил конверт с логотипом банка. Толстый – в нем что-то лежало. Он вытащил его и открыл, ожидая увидеть крупные купюры, но там было только много бумажек.

– Квитанции? – спросила Акация, и Грэйсон понял, о чем она думает. Расследование. Хищение. Ее пустые счета.

Он внимательно изучил листки.

– Квитанции на выдачу наличных с депозита, если точнее, – ответил Грэйсон, вынимая каждую и просматривая с суровой деловитостью. – На небольшие суммы. Эта – на двести семнадцать долларов. Другая – на пятьсот шесть долларов. На триста двадцать один доллар. – Он перевернул одну из квитанций. – На обороте есть пометка. КМ. – Он взглянул на жену своего отца. – Вы знаете кого-нибудь с такими инициалами?

Саванна с шумом выдохнула.

– Наверное, еще одна его подстилка.

– Саванна, мне не нравится, что ты так говоришь о другой женщине.

– Ты имеешь в виду одну конкретную женщину? – Саванна ударила по самому больному месту, словно от безысходности. – Или других женщин, во множественном числе? – ледяным тоном продолжила она. – Хотя вряд ли тебя это когда-то волновало.

– Хватит! – Грэйсон не хотел говорить таким тоном, но и не жалел об этом. Он вспомнил, как Акация сказала ему, что она даже думать не может о жизни без дочерей. Он подумал о детских картинах, выставленных напоказ, словно ценные предметы искусства, и отпечатках ладоней на цементе.

Грэйсон пригвоздил Саванну взглядом, очень выразительным, и заговорил тоном, способным вызывать мурашки.

– Твоя мать ничем не заслужила такого обращения.

– Моя мать, – огрызнулась Саванна, излучая холодную ярость, но на ее светлых ресницах застыли слезы. – А что касается моего отца… – Она вскинула подбородок. – Я всегда знала, что он хотел мальчика.

Это заявление Саванны задело Акацию больше, нежели ее недавние колкости. Она обняла дочь. К удивлению Грэйсона, та не стала сопротивляться. Они долго стояли вот так, обнявшись, цепляясь друг за друга из последних сил, и Грэйсон, наблюдая за ними, ощутил какое-то непонятное чувство.

Хоторны были не склонны желать то, чего не могли иметь.

Наконец Саванна отстранилась, и Акация повернулась к Грэйсону.

– Мы уходим, – сказала она ему, – все, что в ячейке, твое.

Глава 54

Грэйсон

Фотографии, квитанции о снятии наличных. Грэйсон старался думать только о последних. Доказательства неизвестно чего.

– Сэр, – раздался чопорный голос управляющего. – Ячейка должна быть возвращена на место до того, как ее владелец покинет банк.

Владелец – Акация, Саванна с ней. Грэйсон прекрасно осознавал, в каком сумбуре сейчас его мысли, но ему не хотелось детально анализировать произошедшее.

– Мне понадобится кейс, – Грэйсон сформулировал это не как приказ и не как просьбу, и все же была разница между «мне нужно» и «мне понадобится». Будущее время подразумевало, что потребность говорящего необходимо удовлетворить до того, как она станет насущной.

– Кейс?

Грэйсон смерил управляющего взглядом.

– Это проблема?

Десять минут спустя он вышел из банка, держа в руках кейс.

* * *

Служащие отеля с готовностью вызвались подогнать ему «феррари». Возможно, даже с чрезмерной, но, когда они прибыли в банк, Грэйсон оказал им любезность, сделав вид, что не замечает их бурного возбуждения.

– Это невероятно!

Затем один парковщик отвез другого домой, оставив невероятную машину у банка. Грэйсон не знал, как долго просидел на парковке этого банка за рулем «феррари», оставив кейс на полу со стороны пассажира, подальше от себя.

Он должен был оставить фотографии в банковской ячейке. Должен, но не сделал этого.

Какое имело значение, что Шеффилд Грэйсон следил за ним? «Всю мою жизнь». Этим словам удалось пробиться сквозь туманную пелену в его голове. «Он наблюдал за мной всю мою жизнь».

Рука Грэйсона потянулась и нажала на кнопку зажигания. Выезжая с парковки, он подумал о выражении глаз служащего отеля. Очевидно, они оба по очереди садились за руль. Грэйсон задумался, насколько быстро они ехали, сколько острых ощущений себе позволили.

Выехав на шоссе, Грэйсон нажал на педаль газа и помчался все быстрее и быстрее. Когда Джеймсону нужно было сбежать от чего-то, он либо гонял на полной скорости, либо поднимался высоко в небо. Сейчас был только один вариант.

Он с легкостью разогнал «феррари» за сотню.

«Ты не Джеймсон. Что простительно ему, непростительно тебе, – Грэйсон слышал голос Тобиаса Хоторна так же отчетливо, как если бы он сидел рядом с ним. – И знаешь почему?»

Грэйсон не был безрассудным, он не заигрывал с судьбой.

«Потому что когда-нибудь это будешь ты». Сколько раз ему говорили об этом? И все это время его дедушка знал, что эти слова – ложь. Тобиас Хоторн вычеркнул свою семью из завещания еще до рождения Грэйсона.

«Этого никогда не произойдет!» Грэйсон так крепко вцепился в руль, что побелели костяшки. Его нога напряглась, тело застыло в ожидании. Стоило лишь вдавить педаль в пол, чтобы заставить Старика замолчать, перестать думать о Шеффилде Грэйсоне и умчаться вперед.

Грэйсон перестроился в левый ряд, все машины, словно по волшебству, пропускали его. Теперь ему ничего не мешало. Не было никаких причин не позволять «феррари» делать то, что подобные автомобили делают лучше всего.

«Я могу гнать. Освободиться. Послать к черту осторожность и правила». Его переполняла злость, потому что он не мог.