небольшой, густо засаженный соснами городок, который, как ни странно, не затронул упадок столицы. Течение времени здесь остановилось, о чем свидетельствуют часто попадающиеся бюсты Ленина. Шоссе, ведущее в город, проходит через туннель под каналом Москва—Волга, въезд в который все еще украшен лозунгом советских времен «Слава труду!», написанным огромными буквами. Здесь живет шестьдесят тысяч человек, и почти все они ученые. Город называется Дубна и является исследовательским центром по атомным технологиям и ядерному оружию еще со времен Советского Союза.

В центре города стоит недавно построенное здание, разительно контрастирующее своим элегантным, даже авангардным внешним видом с окружающей архитектурой в советском стиле. На втором этаже здания расположен изолированный компьютерный зал, оснащенный, как ни странно, суперкомпьютером «Крей» американского производства. Машина не самой новой модели, но не так давно она входила в список оборудования, строго запрещенного к экспорту в Восточный блок стран не существующего ныне СЭВа. Четыре года назад Россия, Соединенные Штаты, Великобритания, Германия и Франция совместно создали исследовательский центр высоких технологий. Западные страны надеялись, что щедрое финансирование и хорошие условия для исследований помогут отвлечь российских ученых от работы в странах, не одобряемых Западом. В первую очередь это касалось физиков-ядерщиков, которые в нынешних условиях вряд ли могли где-то еще рассчитывать на заработок больше жалкой сотни долларов США в месяц. Ну а Россия делилась бы с Западом плодами от проводимых здесь работ. В Дубне находился филиал более крупного центра, но Россия не имела своих суперкомпьютеров, что сильно затрудняло исследования. Чтобы исправить положение, американцы доставили туда «Крей». За работой огромного компьютера следили американские инженеры; они же должны были контролировать любое программное обеспечение, которое туда запускали.

Если бы компьютер мог чувствовать, он, несомненно, томился бы от скуки. Поселившись здесь три года назад, он по большей части простаивал, лишь периодически устраивая самодиагностику. Горстка аспирантов с нескольких кафедр электроники Московского государственного университета время от времени вводила через терминал этажом ниже вычислительные программы, но эти программы он мог бы легко обрабатывать во сне – если бы когда-нибудь спал.

Поздно вечером 25 марта суперкомпьютер «Крей» получил с сетевого терминала программу, написанную на языке Cи, а потом команду провести компиляцию. Программа оказалась огромной, самой большой из всех, с которыми компьютеру случалось работать за последние годы, но размер не произвел на него впечатления. Раньше он видел программы, содержащие более десяти миллионов строк кода, правда, во время выполнения обнаруживалось, что большая часть кода представляет собой механизированные циклы и преобразования пикселей, предназначенные для создания маловразумительных моделей трехмерной анимации. Компьютер запустил компилятор и рассеянно начал переводить код Си, строку за строкой, в единицы и нули своего родного языка, отправляя невообразимо длинную строку чисел во внешнее хранилище. Закончив компиляцию, он сразу же получил команду на выполнение. Компьютер немедленно засосал массу единиц и нулей, которые выплюнул всего несколько мгновений назад, обратно в оперативную память и, ухватив тонкую нить из запутанного клубка кода, начал выполнять программу.

И тут суперкомпьютер «Крей» непроизвольно резко вздохнул и содрогнулся. В одно мгновение программа породила более миллиона матриц высокого порядка, три миллиона обыкновенных дифференциальных уравнений и восемь миллионов уравнений в частных производных. Маленькие математические монстры широко разинули свои жадные пасти и ждали исходных данных. Вскоре по отдельному каналу со скоростью 10 Мбит/с потекли данные. Компьютер с трудом различал элементы этого потока – группа за группой параметров давления, температуры и влажности. Исходные данные, подобно раскаленной лаве, хлынули в море матриц и уравнений, чтобы довести все до кипения. Каждый из тысячи с лишним процессоров суперкомпьютера вышел на максимальную производительность. Вздымая чудовищные мутные волны данных, по огромному электронному миру его памяти пронесся тайфун логических операций.

Шторм продолжался сорок минут, которые компьютеру показались столетиями. Наконец, доведя свою мощь до предела, он все же обуздал бушующий в нем мир. Тайфун слабел, волны постепенно уменьшались, а потом буря полностью прекратилась, и необъятное море начало кристаллизоваться и съеживаться. В конце концов оно сконденсировалось в крошечное ядро данных, которое непрерывно мерцало в безграничной пустоте оперативной памяти компьютера. Затем семечко лопнуло, отослав несколько строк данных на экран терминала, находившегося на первом этаже.

Резник, сидевший перед экраном, взял спутниковый телефон:

– Первая чувствительная точка обнаружена. Она дрейфует в области с координатами от двадцати двух до двадцати пяти градусов северной широты и от тринадцати до пятнадцати градусов западной долготы. Активирующее воздействие: резко охладить чувствительную точку. Где это? Минуточку… О! Александр, тебе нужно мчаться в Африку!

27 марта, Мавритания

Пока вертолет низко летел над выжженной солнцем пустыней, Александру казалось, что он вот-вот задохнется в этой изнуряющей жаре. Чернокожий пилот, однако, ее как будто не замечал и непринужденно болтал всю дорогу. Необычный белый пассажир сразу возбудил в нем любопытство. Сойдя с авиалайнера в международном аэропорту Нуакшота, тот прежде всего нанял легкий вертолет. Затем купил в ресторане рядом с терминалом переносную холодильную камеру и положил туда большой кусок льда. Вместе с камерой он загрузил в вертолет еще и тяжелую кувалду. Точно указать пункт назначения пассажир не смог и просто велел вести вертолет в пустыню по тому направлению, которое указывал. Во время полета он все время прижимал к уху большой телефон странного вида, подключенный к чему-то вроде игровой приставки. Пилот видел подобное устройство, когда работал с геологами, занимавшимися поиском меди, и знал, что это GPS-приемник.

– Скажите, друг, вы приехали из Каира? – спросил пилот на чересчур правильном, будто из учебника, французском языке. Ему приходилось все время кричать, чтобы его было слышно сквозь грохот мотора.

– Я прилетел в Каир с Балкан и там пересел на другой самолет, – ответил Александр, не слушая толком, что ему говорят.

– Прошу прощения! С Балкан? Там сейчас идет война, не так ли?

– Можно сказать и так.

Резник, голос которого доносился по телефону с расстояния в шесть тысяч километров, сказал, что нужная точка четко видна. До нее пять километров, положение стабилизировалось, и она медленно дрейфует.

– Американцы бросают туда много бомб и даже «Томагавки», не так ли? – Пилот издал звук, довольно похожий на вой пролетающей над головой ракеты и воскликнул: «Ба-бах!». – Скажите, друг, вам известно, сколько стоит «Томагавк»?

– Думаю, что около полумиллиона долларов США.

«Александр, внимание! Осталось всего три тысячи пятьсот метров».

– Ого! Белые люди очень экстравагантно себя ведут. На эти деньги можно было бы распахать плантацию или устроить водохранилище. Можно было бы накормить много людей, не так ли?

«Александр, три тысячи метров!»

– Зачем Америка воюет? – продолжал пилот. – Вы не знаете? Я слышал, что Милошевич убил четыре тысячи человек в каком-то месте под названием Косово…

«Александр, две тысячи метров. Опять переместилась налево!»

– Возьмите левее! – рявкнул Александр.

– Что? Левее? Ладно. Так?

Александр повторил вопрос по телефону.

«Слишком сильно