Выше отмечался особый интерес В.Г. Чайлда к методологическому и методическому аспектам деятельности наших археологов. Уже в 1930-е и 1940-е годы он подчеркивал их особое внимание к внутреннему развитию общества, обусловившее исследования, которые представляются ему «более историческими, чем перечень вторжений, и солидно обоснованными». Отмечал он и пагубный характер «псевдомарксистского материализма», приводящего к примитивизации исторического процесса и «стадиальному схематизму». Последнее представляется совершенно справедливым и характеризует одну из негативных тенденций в теоретическом аспекте нашей археологии после известных дискуссий конца 1920-х — начала 1930-х годов.

С этим связан, как я полагаю, ряд основных положений упомянутого выше письма. Оно не требует ни оправданий, ни тем более, опровержений. Еще раз повторю: письмо написано ученым, высоко компетентным во всех поднятых там вопросах, искренне симпатизировавшим нашей науке и с большой горечью констатировавшим ее значительные недостатки: прежде всего, несоответствие между широкими заявлениями о выработке принципиально новой методологии, о создании подлинно марксистской истории материальной культуры и соответствующей ее задачам методики, с одной стороны, и подлинной исследовательской практики — с другой. По сути, к этому несоответствию и сводятся основные положения письма. Ни одно из них не может быть сочтено ни безосновательным, ни предвзятым, но чтобы судить о них, необходимо, прежде всего, учитывать специфику того конкретного периода в истории нашей науки, к которому относятся отмеченные положения и само письмо, т.е. времени первого послевоенного десятилетия.

Так, если методика раскопок поселений большими площадями и курганов на снос была выработана советскими археологами еще до войны, то широкое внедрение она получила уже в 1950-е годы, а отражение в публикациях техники раскопок и соответствующих их показателей долгое время было явно неудовлетворительным. По отношению к нашим археологическим публикациям указанного периода замечания В.Г. Чайлда о значительных недостатках графической документации, отсутствии детальных разрезов и планов раскопанных объектов, а также данных аэрофотосъемки, позволяющих обнаружить древние поля, загоны для скота, дороги и пр., абсолютно правомерны. То же следует сказать и о замечаниях, касающихся ряда хронологических схем советских археологов, шаткости обоснования датировок определенных стадий (Триполье) и конкретных комплексов (Бородинский клад), неполного и недостаточно корректного использования ближневосточных и эгейских хронологических индикаторов, несовершенства опубликованных в нашей стране пыльцевых диаграмм. Здесь, безусловно, сказалась оторванность от западной науки, отсутствие взаимодействия с ней и регулярного обмена информацией. Наконец, вопрос о понятии археологической культуры и принципах ее выделения. В. Г. Чайлд пишет о фактическом отсутствии таких установок по отношению к указанному понятию и соответствующей его расплывчатости в советской археологии. Это совершенно закономерно: данное понятие в период засилия «стадиального схематизма» и борьбы с «буржуазной идеологией» оказалось в глухой опале. Специальных позитивных разработок, посвященных ему, долгие годы не было, отсюда и расплывчатость.

«Реабилитация» этого понятия и значительное повышение интереса к теоретическому его осмыслению связаны с огромным накоплением новых материалов в результате резкой активизации полевых исследований начиная с 1950-х годов. Тогда же были пересмотрены и в значительной мере отринуты установки «стадиального схематизма». Должное место заняли изучение конкретных общностей, систематизация и анализ их материалов, опиравшиеся на традиционные и вновь вырабатываемые археологические методы. С этим связано и возрождение разработки теоретических проблем нашей науки. В 1960-е годы началось активное обсуждение вопросов археологических дефиниций и, прежде всего, понятия археологической культуры. Последнему вопросу был посвящен ряд специальных дискуссий и значительная серия публикаций, многие из которых представляют безусловный интерес. Теоретическая наука 1930-40-х годов начала постепенно заполняться, и ныне положение в этой области заметно отличается от середины 1950-х годов, когда было написано обсуждаемое письмо, но, все же, вопрос об археологической культуре и по сей день не утратил своей дискуссионности, а критическое предупреждение В.Г. Чайлда — актуальности. Здесь предстоит еще большая и достаточно сложная работа.

Это в полной мере касается и других аспектов отечественной археологии, состояние которых в середине 1950-х годов вызвало критические замечания В.Г. Чайлда. За истекший период со времени появления этого письма произошли весьма значительные прогрессивные изменения. Резкое повышение методического и технического уровня как раскопок, так и всех видов аналитической обработки материалов, выработка целого ряда новых методов, технических приемов, фиксационных систем и пр. делают несравнимыми уровень современной нашей науки и ее состояние на 1956 год. Ряд содержащихся в письме замечаний давно реализован, но все же, и в нашей раскопочной и публикационной практике, и во внедрении новой методики, и в системах обоснования датировок, и в определении степени близости и общего соотношения различных археологических феноменов еще достаточно много существенных недостатков. Многое нуждается в постоянном внимании и совершенствовании. В этом плане давнее (и по понятным причинам до 1992 года не публиковавшееся) письмо одного из крупнейших археологов нашего века не потеряло ни актуальности, ни значимости.

XVI. Окно в Европу

В октябре 1959 года в Чехословакии состоялся симпозиум «Европа в конце каменного века». Начиная с 1954 года значительно оживились связи археологов нашей страны со своими зарубежными коллегами. Если вначале связи касались лишь генеральных мероприятий — Международных конгрессов праисторических и протоисторических наук в Риме и Гамбурге, то в конце 50-х годов они распространились и на рабочие симпозиумы, посвященные конкретным проблемам мировой археологии, ее методам.

Одной из таких проблем должен быть признан в наши дни еще дописьменный период развития европейского населения, непосредственно предшествующий началу бронзового века. Проблема эта являлась ключевой и имела определенную специфику в различных европейских регионах. На обширной территории Европейской России, Северного Кавказа, Украины, Белоруссии и Молдавии специфика эта проявляется с особой четкостью, в целом демонстрируя многообразие форм производящей экономики.

Основных аспектов было два. Первый — раннеземледельческий. Сразу вспоминаем знаменитое Триполье. И его не менее знаменитую исследовательницу Татьяну Сергеевну Пассек. Второй — комплексное хозяйство бескрайней степной и лесостепной полосы, с выработкой специфической экономики с сочетанием подвижного и полуоседлого укладов.

В институте получили приглашение. Ученый совет предложил принять участие в конференции и послать на нее в тогдашнюю Чехословакию Татьяну Сергеевну и меня. Спешно подготовили доклады — Татьяна Сергеевна о Триполье, я о ямной культурно-исторической области.

До открытия конференции оставалось еще дней десять, и все эти дни мы с Татьяной Сергеевной оставались в подвешенном состоянии: из тогдашнего иностранного отдела не прозвучало ни «да», ни «нет». Благополучный конец был чистой случайностью.