инерцию окружающей среды. Для преодоления этой инерции нужны сильные средства, яркие образы, лапидарные формулы. «Пуля – дура, штык – молодец» и является одним из таких подчеркиваний, подчеркнутым концом фразы (но не самостоятельным предложением, как хотел представить эти четыре слова генерал М. И. Драгомиров).

Противники «драгомировской романтики», позитивисты, грешат против Суворова иным образом. «Во времена Суворова, – рассуждают они, – пуля била всего на сто шагов и могла считаться дурой. Теперь она бьет на три тысячи шагов. Меткость увеличена во столько-то раз, огвеные средства части – во столько-то десятков раз. Следовательно, в “Науке побеждать” должно делать поправку на современные обстоятельства. Да и сам Суворов, живи он в наши времена, конечно, того бы не утверждал»…

Подобный подход к делу – чисто материалистический. Бессмертие «Науки побеждать» именно и заключается в том, что положения ее верны во всякие эпохи и останутся верны до той поры, пока не перестанет биться хотя бы одно солдатское сердце.

Командуй Суворов полком в наше время, он, конечно, выразился так: «гренадеры и мушкетеры рвут на штыках, а стреляют пулеметчики». И это опять не мешало бы ему отпускать на каждого гренадера и мушкетера, как и в те времена, патронов в несколько раз более принятой нормы. И так же добиваться от стрелков и ружейных пулеметчиков убойности стрельбы («редко да метко»). И так же внушать им, что «пуля обмишулится, штык не обмишулится»… Ибо горе той пехоте, которая хотя на миг допустит мысль, что ее штык когда-нибудь сможет «обмишулиться». Такая пехота разбита еще до начала боя, ее не спасет никакая пальба и ее ждет участь прусской пехоты «франфорской баталии».

Ни в каких поправках на современные условия бессмертная «Наука побеждать» не нуждается. Бессмертие гения, все равно, будь это гений военный, литературный либо художественный, именно в том и заключается, что творчество его всегда современно. Его надо лишь осознать, постигнуть дух гения. «Наука побеждать» писана не просто для военных, а для чудо-богатырей, все равно, будут ли эти чудо-богатыри иметь кремневые ружья или усовершенствованные пулеметы. «Могий вместити, да вместит»…

* * *

Русская военная доктрина, такая простая и вместе с тем такая цельная, на много десятков лет опередила учения всех остальных европейских армий, так и оставшись непревзойденной. И родиться она могла лишь в тот век – век могучих национальных устремлений, когда каждый россиянин, какое бы скромное положение он ни занимал, гордился своим именем россиянина, чувствовал, что служит великой государыне, великой стране, великому общему делу.

Сущность русской национальной военной доктрины – это преобладание духа над материей. Ее основы были и будут: в области устройства вооруженной силы самобытность («мы мало сходствуем с другими европейскими народами»), преобладание качественного элемента над количественным («не множеством побеждают»); в области воспитательной – религиозность и национальная гордость («мы русские – с нами Бог»), сознательное отношение к делу («каждый воин должен понимать свой маневр»), проявление частной инициативы на низах («местный лучше судит… я – вправо, должно влево – меня не слушать»), способствование этой инициативе на верхах («не входить в подробности ниже предложения на возможные только случаи, против которых разумный предводитель войск сам знает предосторожности – и не связывать рук»); в области стратегической – «смотрение на дело в целом»; в области тактической – «глазомер, быстрота, натиск» и использование успеха до конца (недорубленный лес вырастает),

А венец всему – победа «малой кровью одержанная». И эти великие заветы, эти гениальные предначертания дали великие результаты, достигнутые «дружным усилием всех», – как любила говорить Великая Императрица.

ПОЛКИ, ОСНОВАННЫЕ ИМПЕРАТРИЦЕЙ ЕКАТЕРИНОЙ II:

16-й гренадерский Мингрельский (1763 г. – Орловский пехотный, с 1810 г. – егерский, с 1834 г. – Мингрельский);

33-й пехотный Елецкий;

34-й пехотный Севский;

70-й пехотный Рижский;

71-й пехотный Белевский (1763 г.);

7-й пехотный Ревельский;

28-й пехотный Полоцкий (1769 г. – СПБ Легион, с 1774 г. – Полоцкий и 7-й Ревельский);

46-й пехотный Днепровский (1774 г.);

72-й пехотный Тульский (1769 г. – Моск. Лег. с 1774 г. – Т.);

14-й гренадерский Грузинский (1785 г. – Кавказский пехотный, с 1814 г. – Грузинский); основан Петром I, как пехотный Александра Гордона. 8-й гренадерский Московский (1790 г.);

11-й гренадерский Фанагорийский (с 1785 по 1790 г. название Фанагорийского носил Малороссийский гренадерский полк, участвовавший под этим именем в Рымникской битве. Таким образом, Фанагорийцы Рымника и Фанагорийцы Измаила – два различных полка);

10-й пехотный Новоингерманландский (1790 г.);

Лейб-гвардии Павловский (сформирован в 1796 г., но уже в царствование Павла I, получив имя Государя, как Гренадерский Павловский, с 1813 г. – Лейб-гвардии Павловский);

2-й Лейб-гусарский Павлоградский (1764 г. – Днепровский пикинерный, с 1783 г. – Павлоградский);

3-й гусарский Елизаветградский (1764 г.);

12-й драгунский Стародубовский (1785 г.);

Лейб-гвардии Гусарский (1775 г. – Лейб-гусарский эскадрон, с 1798 г. – полк);

Лейб-гвардии Казачий (1775 г. – Придворная Донская и Чугуевская команды, с 1798 г. – полк);

Лейб-гвардии Атаманский (1775 г.);

14-й драгунский Малороссийский (1785 г.);

5-й гусарский Александрийский (1776 г. – Далматский гусарский, с 1790 г. – Александрийский);

6-й драгунский Глуховский (1786 г.);

2-я Ермолова конная батарея (1794 г.);

9-я и 22-я конные батареи (1794 г.);

1-й и Московский Кадетский корпус (1775 г.);

Павловское Военное училище (1795 г. – Императорский Военно-Сиротский дом, с 1829 г. – Павловский Кадетский корпус, с 1863 г. – Павловское Военное училище).

Глава V

Павловские времена

Император Павел Петрович является самым оклеветанным монархом русской истории. Его не оценили современники, не поняло потомство, глядевшее на события глазами современников. В нем видели лишь самодура, сославшего за плохое равнение прямо с вахтпарада в Сибирь Конную гвардию, деспота, запретившего слово «гражданин», ношение фраков и круглых шляп «как оным безбожным французским режисидам свойственных» – и красившего все шлагбаумы и караульные будки Империи под цвет перчаток своей фаворитки.

Не видели, не хотели видеть ни высоко рыцарственной его души, ни доброго и отзывчивого сердца вспыльчивого, но отходчивого Императора, ни, самое главное, грустно и ненормально проведенного Цесаревичем времени в стороне от трона, почти что в ссылке. Великая Екатерина, бывшая матерью для своей страны, была мачехой для своего сына. Цесаревич Павел в детстве и юности сносил обиды надменных фаворитов, участников ропшинского действа, открыто глумившихся и поносивших память его отца, видел, что с ним не считаются. Жаждая подвигов, полный благородных стремлений, неоднократно просился на войну (славное царствование Екатерины давало много тому возможностей), но неизменно получал отказ… Многое пришлось ему перетерпеть, много выстрадать: в его душе и произошел тот глубокий надлом, что наложил особенный неизгладимый и трагический отпечаток на весь его характер, лишившийся мало-помалу душевного равновесия.

Цесаревич видел всю изнанку (изнанку неизбежную) блестящего царствования своей матери. Его скромный маленький гатчинский двор был как бы протестом против блеска и пышности большого петербургского. Маленькое «гатчинское войско», своего рода потешные, были протестом против екатерининской гвардии и ее порядков. Гатчинские войска