– Что за черт?.. – Алекс схватил Дженни за запястье.

– Это не более чем сообщение. Другого способа поговорить с вами у меня нет. Когда я исчезну из ваших мыслей, мы больше никогда не увидимся.

– Мы не знаем, как спастись! Что такое Мемория? – прокричала Дженни.

– Мой ответ ничего не изменит.

Алекс и Дженни обменялись взглядами, полными ужаса и недоумения, а затем поняли, что снова оказались в надежных стенах гостиной. Увидев дедушкины ружья над камином, они, как ни странно, почувствовали себя в безопасности.

– Почему родители отдали меня на электрошок? – настаивал Алекс. – И почему няня Дженни в моем измерении ее убила?

– Потому что в таких людях, как мы, – ответил Беккер, собираясь что-то нарисовать в своем блокноте, – сияет свет. Те, кто причинили вам боль, об этом не знали. Они просто сделали это, и все. Во вселенной существует энергия, которая дает жизнь и сама же ее разрушает. Она проявляет себя в окружающей действительности, в том, что течет вокруг нас. Невидимая и неопределимая, она вращается вокруг наших жизней и иногда ими овладевает.

– Ничего не понимаю! – буркнул Алекс.

– Это не твои родители били тебя электрическим током. Не Мэри Томпсон убила Дженни, и ты погиб не от рук разъяренных повстанцев.

Алекс вспомнил, как умирал, пронзенный ножом.

– Каждый из нас проживает потенциально бесконечное количество жизней. Вы входите в число тех немногих, кто об этом знает. Но душа, которая связывает все наши жизни, только одна. Во мне сосуществуют все Томасы Беккеры, которыми я решил не быть: тот, кто женился на Кирстен, и тот, кто последовал совету отца и стал адвокатом…

Дженни покачала головой, сбитая с толку. Алекс продолжал смотреть на старика.

– И тот, кто умер молодым, выскочив из аудитории при звуке первых выстрелов и встав между двумя студентами. Но есть и много других, которых я не могу себе представить или не могу вспомнить.

Дженни удивленно подняла брови, не осмеливаясь что-либо сказать, а Алекс вспомнил свою мысль о том, что в ней живет частичка души маленькой Дженни, девочки, отравленной Мэри Томпсон.

– Астероид все уничтожит, ведь так? – спросил Алекс. – Значит, и все наши жизни будут уничтожены?

Профессор на минуту задумался, а потом, улыбнувшись, сказал:

– В конце содержится начало. Детерминации не существует, вы просто движетесь между причинами и следствиями.

Алекс опустил голову, подумав, что такое объяснение могло бы устроить какого-нибудь умника вроде Марко, а ему слова старика казались бредом сумасшедшего.

– Астероид упадет, – продолжил Беккер, – упадет в каждой возможной вселенной. Осталось недолго. Все известные вам миры исчезнут.

Профессор оторвал глаза от блокнота и посмотрел на двух молодых людей так, словно хотел насладиться эффектом, произведенным его словами.

– Послушайте, – решительно сказал Алекс, – если есть способ спастись, подскажите его нам, чтобы мы успели.

Беккер пристально смотрел на Алекса, словно удерживая его взглядом от падения в бездну, в то время как все вокруг рассыпалось и исчезало: стены, столы, стулья и кафельную плитку будто бы затянуло в водоворот, а старик и юноша с девушкой остались парить в неосязаемом эфире, где существовали только взгляды и голоса. Затем Беккер протянул Алексу с Дженни блокнот, показывая свои каракули – обведенное много раз с нажимом и местами прорвавшее бумагу слово:

«МЕМОРИЯ».

Глава 37

Коробка лежала на своем обычном месте. С тех пор как Марко поселился в этой квартире, она всегда хранилась там, в комоде у окна в спальне, в верхнем ящике. Марко взял ее в руки, и опять, как всегда бывало в этот момент, ему захотелось плакать.

Положив коробку на колени, он крутанул колеса инвалидной коляски и поехал в другую комнату. Любимая «аппаратная», когда-то его королевство, после отключения электричества превратилась в бесполезную гостиную с безжизненными машинами. Марко окинул взглядом компьютеры, и у него к горлу подкатил комок. «Спасибо. Без вас я никогда ничего не смог бы сделать. Но природа победила. Впрочем, она всегда побеждает…» Марко взглянул в окно на небо – и как будто посмотрел на великолепную фреску. По цвету она была похожа на пятно на Юпитере.

Марко горько улыбнулся, возвращаясь в спальню.

– Давай, Алекс, признавайся. Ты думаешь, что это просто такое пятно, да? – весело сказал он однажды вечером другу, гордый своей начитанностью. – А это, чтоб ты знал, мощный шторм, ураган, который веками бушует на поверхности Юпитера. Нам кажется, что он стоит на месте, а на самом деле это природный катаклизм! Видишь, как все относительно? Наблюдая за чем-то с большого расстояния, можно легко обмануться.

– Если честно, то я думал, что это какая-то странная блямба на поверхности планеты, вроде гигантского рисунка на земле.

– Алекс, на Юпитере нет земли. Это газовая планета, а не каменистая, как Земля.

– Все, хватит, сдаюсь. Включай давай приставку!

Тот разговор он помнил во всех подробностях, как будто это было вчера.

«Как же я скучаю по тебе, дружище. Кто знает, где ты сейчас?..»

Марко поставил коробку на кровать и открыл ее: детские фотографии; поздравительные открытки, которые он делал для родителей, с бумажными кармашками для сюрпризов; фотографии лабрадора Тубуса – он потерял его за год до смерти родителей, пес был ему как старший брат.

«И все-таки должно существовать измерение, где я живу счастливо вместе со своей семьей, своей собакой и хожу на своих ногах…»

Марко задержался на фотографии отца на рыбалке: удочка в вытянутых руках, а сам повернулся и смотрит, как его сын сражается с червяками. Тогда он еще мог бегать.

Улыбка отца, счастье в глазах мамы, накрывающей стол для пикника. И снова, как всегда, ощутив приступ ностальгии, Марко прижал фотографию к груди.

– Я никогда не верил в высшие силы, – сказал он вслух, будто выступая с заявлением перед невидимой публикой, – я всегда верил в науку. Я не думаю о том, что наступит завтра. Наше время истекло, эта каменная глыба поставит финальную точку. Но если выпадет второй шанс, если будет после, то я очень хотел бы снова вас обнять.

Слезы Марко падали на фотографию того счастливого дня, запрятанного в глубинах памяти.

Лучший друг Алекса несколько минут сидел с закрытыми глазами. Он почти задыхался от плача. Все его исследования, все сотворенные им технические чудеса, изобретения – всему наступал конец. Новый рассвет не придет.

Он больше не будет просыпаться с вопросом: «Что я сегодня придумаю?» И больше не сможет открыть эту коробку, чтобы поплакать и на время избавиться от тоски, с которой живет уже