Внезапно его осенило.

Он вскочил со стула и бросился в маленькую каморку рядом с кухней, где пару дней назад разглядывал осколки стеклянного шара. Принялся шарить на полках. Нужную вещь он нашел в ящике для инструментов, который стоял среди моющих средств.

Металлический шпатель как нельзя лучше подходил для того, что задумал доктор.

Он поднялся на второй этаж и решительно зашагал к комнатке Эвы. Распахнул дверь и вновь оказался в окружении невыносимых маргариток. Огляделся, выбирая, с которой стены начать.

Он присмотрел ту, у которой стоял белый шкаф с полочкой, откуда свалился стеклянный шар. Подошел, сжимая в руке шпатель, нацелил его на обои, готовясь их сорвать. Ярость переполняла его.

Прощаю.

Нет там, под обоями, никакого слова, твердил он себе. Никакого. И синьора в очках не существует. Он никогда не входил в этот дом. И в этой комнате никогда не было пятилетнего мальчика, тем более Дзено Дзанусси.

Он тяжело дышал. Тело вдруг стало неподъемным, навалилась усталость. Взгляд скользнул по отражению в оконном стекле. Глаза, налитые кровью, лицо безумца.

Если я это сделаю, все будет кончено, подумал он. Если посмотрю, что там, под проклятыми обоями, назад уже не вернуться. Есть там надпись или нет, не важно. Ведь стоит только хотя бы признать возможность того, что все это правда, и я проиграю.

А главное, больше ничем не смогу помочь Эве. И никому из детей. Никогда.

Но потом он повернулся к пустому креслу, будто показывая себя. И нанес первый удар шпателем.

Едва инструмент вонзился в стену, как та задрожала с гулким звуком.

Этого Джербер не ожидал. Открытие ошеломило его. Он выронил шпатель и через пару секунд ударил в стену кулаком, и та вновь затряслась, а звук был таким же гулким: так и есть, эта стена не из камня, как остальные в старинном особняке. Тонкая перегородка из гипсокартона. Вероятно, Эвину комнату выгородили из более обширного помещения.

Психолог невольно повернулся к полке с плюшевыми зверушками.

Потом вышел в коридор, встал перед входом в комнату девочки. Справа он увидел дверь. Подошел и открыл ее.

Ставни были затворены, но он все равно разглядел односпальную кровать, тумбочку рядом. Возможно, гостевая комната, сейчас заброшенная. Джербера не интересовало ее назначение, он сразу направился к общей со спальней Эвы стене.

Ощупал ее, выбрал нужное место. Сжал кулаки, с силой вдавил их в гипсокартон. Потом быстро вернулся в соседнюю комнату.

Плюшевые зверушки валялись на полу.

Все прояснилось нежданно-негаданно. Теперь он знал, как стеклянный шар свалился с полки. Прием простейший, до смешного. Он позволил себя обмануть потому, что такой трюк предполагал чье-то присутствие в гостевой комнате. Кто-то ударил в перегородку, как только что сделал он сам, и стенка задрожала. Если принять такую гипотезу, следует также признать тот факт, что кто-то догадался о скрытой камере.

Думаешь, я не заметила карту памяти среди осколков хрустального шара?

– Майя…

Имя девушки пришло ему на ум, но произнес он его одними губами. Вспомнил, что она сказала после той ночи, когда это случилось.

Около трех часов. Я спала у себя в комнате, она напротив комнаты Эвы, и грохот разбудил меня. Я скорее бросилась к ней: она сидела на кровати и показывала на что-то перед собой, в темноте. Я зажгла свет и увидела на полу разбитый шар и все мягкие игрушки.

Этого вопроса Джербер постоянно избегал, и все-таки пришлось задать его себе. Можно ли еще доверять Майе?

38

Ему нужно было куда-то убежать из этого дома. Он закрылся в машине. Но мотор заводить не стал, а наблюдал за домом с пустынной площадки.

Гнетущая тишина, заполнявшая комнаты, последовала за ним и сюда. Эта тишина обволакивала, прилипала к коже. Джербер протянул руку, включил радио. Звуки фортепьяно обратили тишину в бегство, та скрылась неизвестно где, точно крыса под лучом фонаря. Джербер закрыл глаза и откинулся на спинку сиденья, отдаваясь нежной мелодии Шопена.

«В чем я ошибаюсь?» – спрашивал он себя. Если было достаточно стены из гипсокартона, чтобы обмануть его, значит он упустил что-то с самого начала.

Он понимал, что причины его просчетов многообразны. Сначала разные синхроничности с историей Дзено, потом сопутствующие им необъяснимые явления. Когда разбился стеклянный шар, он окончательно заплутал. И не мог простить себе, что так поверхностно оценил людей, замешанных в этом деле.

Начиная с Майи Сало.

Ошибка вкралась с самого начала: решив заняться случаем Эвы, он пренебрег важным уроком синьора Б.

Хочешь узнать ребенка – хорошенько изучи его семью.

Обычно перед тем, как принять пациента, он следовал правилу и наводил справки о членах семьи, ведь очень часто причины тех или иных расстройств следовало искать в стенах дома. На этот раз он упустил такой важный аспект терапии, поскольку родители Эвы отсутствовали.

Это не оправдание, сказал он себе с упреком.

Истина в том, что он сделал исключение для Майи. Удовольствовался тем, что девушка заменяет Эве родителей. И теперь понимал, насколько с его стороны это было непростительно. По сути, что он знал о молодой финке, кроме того, что она сама ему рассказала?

К тому же Беатриче Онельи Кателани разоблачила выдумку насчет университета. Тот факт, что девушка выдавала себя за студентку, изучающую искусство, в то время как она писала диплом по парапсихологии, должен был его насторожить.

Тот, кто знает определенные явления в теории, может запросто их воспроизвести.

Почему он раньше об этом не подумал? Что помешало ему быть беспристрастным? Подпал под чары, влюбился? Курам на смех, подумал Джербер, ощущая свою вину.

Но, кроме Майи, на заднем плане маячили две таинственные фигуры. Родители Эвы.

Мать, отдыхавшая на Барбадосе, представляла собой загадку. Выслушав нелицеприятное мнение синьоры Ваннини и единственный раз переговорив с Беатриче по телефону, Джербер не стал углубляться в тему, не удосужился выяснить, какую роль играла она в жизни дочери и почему решила препоручить ее заботам совершенно постороннего человека, студентки, с которой ни разу не встречалась лично.

А еще где-то, неизвестно где, имелся безликий отец.

Именно когда возникла эта мысль, музыку Шопена по радио заглушили помехи. Джербер распахнул глаза и, раздраженный треском, тут же прикрутил звук, но не до самого конца, ибо в этот момент его взгляд случайно упал на второй этаж огромного особняка.

Эва смотрела на него из окна своей комнаты.

На мгновение ему показалось,