строение разобрано…» О самом дворце, смотрящем на Неву, ни слова. Это понятно. Он недавно возведен, и нет нужды его перестраивать. А вот служебных построек не хватает. Двор Екатерины веселится безудержно. Только на его потребности, как сообщают иностранцы, в 1726 году израсходовано 650 тысяч рублей. (Для сравнения укажем, что на все строения в Петербурге в 1725 году отпущено 1 миллион 300 тысяч рублей.) Растет число слуг. Без конца надобны новые покои и хозяйственные помещения. Вот почему Трезини перестраивает старые и возводит новые флигеля.

Окончательно разобраться, что же именно сооружал Трезини во дворце в 1726 году и позже, позволяют открытия архитекторов и план первого этажа Зимнего дома, составленный, правда, уже при императрице Елизавете Петровне. (Позже, в 1749 и в 1764 годах, дворец претерпел два больших ремонта с перестройкой внутри.)

Протяженный дворец, зарисованный Марселиусом в 20-е годы, легко «прочитывается» на «елизаветинском» плане: боковые ризалиты, корпуса между ними, выделенная центральная часть. А в план очень четко «вписывается» своими размерами большая «погребальная зала». Она располагалась как раз на втором этаже над парадным вестибюлем. Значит, прав оказался В. Матвеев, доказавший с помощью математических расчетов, что покои, где стоял гроб с телом Петра, находились не в доме, возведенном Маттарнови, а в большом дворце, протянувшемся вдоль Невы.

Завершение строительных работ главного здания дворца подтверждает и более поздний рисунок его, хранящийся сейчас в Стокгольме. На листе немецкая надпись: «Это старый Зимний дворец, который был построен покойным императором Петром Великим, где и жило Его Императорское Величество до конца жизни в зимнее время, но который ныне занят придворными служителями».

Двор был вымощен голландским кирпичом, разбиты цветники. Вдоль Зимней канавки, Немецкой улицы и бывшей усадьбы Скляева, ограничивая пространство двора, встали покоем двухэтажные здания с открытыми внутрь галереями на первом и втором этажах, чтобы в непогоду безбоязненно переходить из одного помещения в другое. Именно эти служебные корпуса и начал строить Доминико 20 мая 1726 года.

Прием галерей, открытых внутрь двора, для Петербурга уже не нов. К началу 20-х годов подобные двухэтажные корпуса с гульбищами на первом и втором этажах обрамляли внутренний двор дворца Меншикова после пристройки к нему боковых флигелей. Только там, у генерал-губернатора, галереи были деревянные, богато украшенные резьбой и позолотой (сказалось желание князя подчеркнуть свое положение). В Зимнем доме галереи каменные, на массивных столбах. В треугольных пространствах между арками круглые филенки в рамах, будто специально оставленные места для будущих керамических барельефов. Сей декоративный прием еще неведом Петербургу.

Интересно, что Трезини, возводя новые здания вокруг двора, не посчитался с проектом Маттарнови и вывел свои строения на 1 метр 10 сантиметров выше дворца. Может, мечтал, что со временем поручат ему перестроить дворец и тогда все будет одной высоты?

Благодаря исследованиям архитекторов-реставраторов стало ясно: Кваренги только разобрал бо`льшую часть набережного корпуса, а сени и многие жилые покои западной (жилой) части дворца. Большие сени и служебные помещения на первом этаже центральной части использовал для своего здания. Исследователям не только удалось расшифровать стародавнюю загадку, но и подарить городу частично сохранившийся памятник архитектуры первой трети XVIII столетия.

А о каком же разобранном старом строении все-таки идет речь в донесении? Да о первом каменном доме Петра, возведенном самим Трезини! С 1723 года по 1726-й в нем заседал Сенат, но для него уже возвели здание на Васильевском острове, а старый дворец затеснял двор, мешал, портил вид, и его без сожаления разрушили. Однако на этом работы Доминико в императорском Зимнем доме не закончились.

Анна Иоанновна, став императрицей, немедленно повелела отремонтировать и расширить дом Петра. И вновь Трезини возвращается на берег Зимней канавки. Теперь он пристраивает новые покои с тыльной стороны дворца в его юго-западной части. Благодаря этому «толщина» расширенного здания вырастает до 20 метров. И далеко выступавший дворовый ризалит оказывается после достройки внутри Зимнего дома. (Все это теперь можно увидеть воочию благодаря самозабвенному труду Г. Михайлова и В. Галочкина.) Но Анна Иоанновна так и не поселилась в приготовленном для нее доме. Гордыня и честолюбие самовлюбленной императрицы оказались сильнее разума. Она захотела жить в новом дворце, сооруженном специально для нее отцом и сыном Растрелли.

Воссоздав всю историю поэтапного сооружения второго каменного Зимнего дома, архитекторы неожиданно для себя обнаружили, что со стороны Зимней канавки под слоями позднейшей штукатурки сохранилась значительная часть фасада петровского дворца. Около 20 метров! Фундамент из плиточного камня, цокольный этаж с небольшим окошком, забранным решеткой, окна первого и второго этажей, украшенные фигурными наличниками. Хорошо различимы стесанные Кваренги двести лет назад выступающие архитектурные детали — основания и завершения. Освободились от толстого слоя извести прямоугольные филенки над окнами первого этажа. И если призвать на помощь чуть-чуть фантазии, то можно представить себе внешний облик дворца целиком.

Это уже не скромный дом именитого горожанина, а настоящая резиденция правителя молодого, но могущественного государства. И поспорить с ней по красоте и величию может разве только дворец генерал-адмирала русского флота Ф. Апраксина около Адмиралтейства (не случайно Анна Иоанновна повелела Растрелли пристроить свой дворец именно к дому адмирала). Резко выделяясь среди прочих окружающих строений золотистой окраской и побеленными архитектурными деталями, нарядный Зимний дом императора Петра стал несомненным центром левого берега Невы. Здесь было средоточие государственной власти: жил император и заседал Сенат.

А по обеим сторонам дворца — к Летнему саду и к Адмиралтейству выстроились нарядные особняки и дворцы ближайших сподвижников и знатных вельмож: построенные Маттарнови дома Скляева, вице-адмирала Крюйса, генерал-прокурора Ягужинского, дворец генерал-адмирала Апраксина, возведенный Леблоном. Мощеная Первая набережная улица (теперь Дворцовая набережная), отгороженная от Невы балюстрадой, стала излюбленным местом вечерних гуляний горожан. Как рассказывает Берхгольц, здесь собирались «с музыкой не только все наличные петербургские литаврщики, трубачи и гобоисты, но и все барабанщики и флейтисты здешних полков, производя немалый шум в наших ушах». Днем по мостовой громыхали многочисленные кареты, скакали гонцы, маршировали солдаты гвардейских полков. И, как во все времена во всех государствах, любопытные мальчишки сбегались смотреть на смену дворцового караула. Раскрашенные, раззолоченные галеры причаливали к невской пристани. Придерживая шляпу, чтобы сердитый морской ветер не сорвал ее с головы, и бьющую по икрам шпагу, именитые гости торопились во дворец. По Зимней канавке сновали многочисленные лодки с хозяйственными грузами. А в гаванце покачивалась на ленивой волне государева яхта, всегда готовая отправиться в путь.

Зимой под самый праздник Крещения, когда ударяли особо лютые морозы, перед дворцом на Неве рубили широкую прорубь — иордань. Над прорубью устанавливали резанный из дерева, раззолоченный вычурный шатер-иордань, сделанный по рисунку Трезини. Его загодя привозили с Петербургской стороны, где он хранился в специальном сарае неподалеку от входа в крепость. С утра вокруг иордани выстраивались полки. Преображенский полк в