к работе. Для начала поискали в старых делах примеры преступников, которые занимались похожими вещами. Большую часть найденного составили прямые угрозы, поступавшие в полицию. Но Хэйзелвуду удалось обнаружить подсказки в деле Харви Глэтмена, том самом, которое пробудило его интерес к серийным преступникам.

Он напомнил, что в случае Глэтмена взаимодействие со СМИ заключалось не в рассылке угроз. С помощью газет этот преступник напрямую обращался к потенциальным жертвам. Происходило это так: в разделе платных объявлений он размещал приглашения фотомоделям на сессию. Когда девушки приходили по адресу, он насиловал их, а потом убивал. «Содержание — не главное, — сказал Хэйзелвуд. — Это всего лишь контекст. Главное — то, что сообщение может рассказать нам об отправителе. Подход нужно сфокусировать именно на этом».

Дуглас воспользовался идеей Хэйзелвуда и взялся за дело. В ОПА уже были знакомы с психолингвистикой, которая изучает психологию языка, и Дуглас посчитал полезным применить ее в делах, связанных с использованием СМИ. Анализ посланий преступника практически ничем не отличается от любых других аспектов профайлинга. Разобравшись в ключевых параметрах коммуникации преступника с окружающими, можно получить представление о его образе мыслей. Дуглас объяснил это на примере знаменитого дела о похищении сына Линдберга[27], процитировав записку, найденную на подоконнике детской. Она гласила:

Уважаемый сэр,

Имейте $ 50 000, из них $2000 в 20-долларовых банкнотах, $1500 — в 10-долларовых и $1000 — в 5-долларовых. Через 2–4 дня мы сообщим вам, куда доставить деньги. Мы предупреждаем вас нишего не оглашать и не извещать полицейских. Ребенок в нодежных руках. Инструкция для писем в потписс.

Дуглас проанализировал этот текст. Орфография, синтаксис, выбор слов и неестественные формулировки подсказывали, что автор родился в Германии и, по всей вероятности, сохранил сильный немецкий акцент. В последующих записках автор тоже делал ошибки, характерные для носителей немецкого языка. Для искушенного следователя подсказок было более чем достаточно.

— Парня вычислили по номерам купюр, выплаченных в качестве выкупа, — сказал Дуглас. — Но с тем же успехом можно было применить анализ языка. Только нужно разработать набор методов для такого анализа.

* * *

Я помню прорывной момент в работе над новым методом, получившим название «психолингвистический анализ». Мы с Дугласом занимались в его кабинете разработкой практических рекомендаций, когда раздался телефонный звонок из Чикаго. Полиция получила анонимное письмо с угрозой взорвать банк.

Дуглас пригласил еще нескольких сотрудников и кратко изложил суть звонка.

— Это городской банк, где провели сокращение. Причем сокращаемых информировали об этом не лично, а письмами. Что интересно, в полученном полицией сообщении нет ни одного имени сотрудников или руководителей. Угрожают именно банку. Итак, что у нас с виктимологией в этом случае?

— Это и должен быть банк, — сказала я.

— А почему? — спросил Дуглас.

— Потому что покушаются именно на него.

Сотрудники в недоумении переглянулись, а я продолжила:

— Не зацикливайтесь на том, что банк — не физическое лицо. Дело не в этом. Главное в связи между преступником и жертвой. Преступник считает проблемой именно этот банк.

— Хорошо. А тогда зачем писать письмо в полицию? — поинтересовался Дуглас.

В разговор включился Хэйзелвуд:

— Мне кажется, это пустая угроза. Просто парень потерял работу, а пожаловаться ему некуда. Он и пытается ощутить себя таким образом большим и важным.

— Только постарайтесь не дать сыщикам повод отнестись к этому несерьезно, — предупредила я. — Может быть, на данный момент это и пустая угроза, но чем дольше он распаляется по этому поводу, тем более реальной считает. Не исключаю, что его может что-то триггернуть, причем очень быстро.

После совещания Дуглас связался с чикагскими полицейскими и предложил им поискать недавно уволенного из банка сотрудника со стажем. Скорее всего, это белый мужчина, постоянно высказывавший коллегам свое недовольство работой в этом банке. Он не будет строить из себя крутого и расколется после пары вопросов в лоб. Только и всего.

Ближе к концу недели Дугласу позвонили из полицейского управления Чикаго, чтобы проинформировать, что автор письма установлен. Это и в самом деле был белый мужчина среднего возраста из числа недавно уволенных сотрудников банка. Его помнили как человека, постоянно недовольного банком и его руководством.

Таким образом, психолингвистический анализ доказал свою эффективность в профайлинге.

И это было вполне логично. Хотя на первый взгляд психолингвистика могла показаться сугубо абстрактной областью знаний, она имела самое непосредственное отношение к человеческому поведению. Работа в ОПА привлекала меня в первую очередь как раз такого рода инновациями. Если остальные наши коллеги по цеху все больше и больше полагались на технологические новшества, компьютеры, базы данных и системы наблюдения, то в центре нашего внимания оставалась человеческая составляющая. Ведь именно люди совершают преступления и угрожают безопасности.

Разумеется, мы вовсе не были противниками технического прогресса. Время от времени мы на собственном опыте убеждались в пользе новых технологий для ОПА. Например, как-то раз мы всемером отправились на конференцию в Балтимор, чтобы презентовать примеры из практики профайлинга. Мы ехали двумя машинами и по дороге потеряли друг друга из виду. Мы заранее договорились встретиться в отеле Holiday Inn, но в городе их было несколько, и в каком именно встречаться, оставалось неясным. Только поздним вечером, призвав на помощь сотрудников Академии, обе группы сумели договориться о встрече под одним из балтиморских мостов. При этом координация осуществлялась путем звонков из городских телефонных будок.

Впоследствии сотрудничавший с Академией психолог Ник Грот шутил: «Вот вам и агенты ФБР. Как же они преступления раскрывают, если даже друг друга найти не в состоянии?» После этого случая ОПА незамедлительно принял на вооружение пейджеры.

* * *

В течение нескольких следующих месяцев я перерывала шесть архивных шкафов ОПА в поисках старых дел, в которых фигурировали записки или другие виды сообщений, интересные в плане психолингвистики. Их нашлось не слишком много, и это было неудивительно — в большинстве своем серийные убийцы достаточно разумны, чтобы не заниматься вещами, способными повлечь за собой изобличение и арест. Разумеется, в наших архивах были классические примеры записок и писем, в том числе Джека Потрошителя («…я не перестану потрошить их до тех пор, пока меня все-таки не арестуют. Последняя работа была просто шикарна. Я не дал той девушке возможности даже пикнуть»), Дэвида Берковица[28] («Привет из городской канализации Нью-Йорка, полной собачьего дерьма, блевотины, прокисшего вина, мочи и крови») и до сих пор не пойманного знаменитого убийцы из Уичиты[29] («Когда этот монстр входит в мой мозг, я никогда не знаю. Но он навсегда»). Но я вновь и вновь возвращалась к делу о шантаже