С чего вдруг такое половодье чувств? Нельсона Эмма Гамильтон, конечно, пару раз видела. Может, даже больше, чем пару. Отнеслась к капитану с уважением и симпатией, но никаких обмороков и в помине не было. Что с ней? Леди Гамильтон – дама экзальтированная. К тому же она – большой патриот Англии. У страны теперь есть настоящий герой. Повальная «нельсонизация»! Пока Эмма полюбила только героя, но сейчас начнется «гамильтонизация» самого Нельсона.

…Нельсон обещал Фанни стать пэром – он им стал. Еще – бароном Нила и Бёрнем-Торпа. Скупой в проявлениях чувств отец адмирала сходил с ума от счастья. Фанни тоже радовалась, но не так сильно. Плохое предчувствие? Да здесь и не захочешь – почувствуешь.

16 сентября муж пишет ей из Неаполя: «Вот слова леди Гамильтон: “Как описать чувства королевы? Это невероятно!” – восклицала она. Целовала мужа, детей, неистово металась по комнате, обнимала каждого, кто был рядом. Выкрикивала: “О, храбрый Нельсон! Боже, спаси и сохрани нашего избавителя! О, Нельсон!..” Остальное, Фанни, можешь представить сама».

Представить можно. Как и обратить внимание на то, что леди Гамильтон фигурирует теперь в его письмах едва ли не в каждой третьей строчке. Вряд ли это могло понравиться Фанни. Хотя пока-то одни слова. И так будет продолжаться достаточно долго…

…Вообще-то в Неаполе он хотел, прежде всего, привести в порядок пострадавший в бою «Вэнгард». По дороге уже пожалел о своем решении. Нельсона свалила очередная лихорадка, корабль попал в сильный шторм, голова болела безостановочно. Лорду Сент-Винсенту он напишет, что «восемнадцать часов моя жизнь висела на волоске». Кто посчитал столь точно, врачи или Нельсон, неизвестно. Но по прибытии в Неаполь он быстро пришел в себя.

Еще бы, такая встреча! Толпы восторженных людей на берегу, на улицах. Целая флотилия из сотен лодок! На одной из них к кораблю адмирала, который Нельсон сейчас в шутку называл «обломками “Вэнгарда”», подплыли Гамильтоны и сам король.

«Лодка моих друзей пришвартовалась к кораблю. Их вид был очень трогателен. Леди Гамильтон взлетела на корабль и, воскликнув: “О Боже, возможно ли это?” – рухнула в мои объятия ни жива ни мертва. Но слезы привели ее в чувство, и тут на борт взошел король. Последовавшая сцена была по-своему интересна: он взял меня за руку и назвал своим “спасителем и хранителем”. Весь Неаполь называет меня Nostro Liberatore (наш освободитель. – М. К.), а встреча с простым людом просто умилила меня. Я надеюсь, что когда-нибудь мне представится возможность познакомить тебя с леди Гамильтон, она одна из лучших женщин в мире и делает честь своему полу».

Эмма, видимо, должна была прийти в восторг. Тщеславие – порок простительный, но бестактность… Что говорить, не хватало Нельсону происхождения. Титулы можно и получить, но с благородством, не тем, что на поле боя, а с тем, что в повседневной жизни, нужно родиться.

Нельсон, как я говорил, человек искренний. Но он из породы тех искренних, кто не очень заботится о том, какое впечатление производит на окружающих. Про чувства окружающих часто вообще не думает. Его любовь к Эмме Гамильтон – настоящее, глубокое чувство. Его поведение в отношении Фанни Нельсон – настоящий позор. Пусть будет немного дегтя в бочке с медом восторга.

…Так совпало. Приезд Нельсона в Неаполь и его день рождения. 29 сентября 1798 года. Сорок лет, юбилей. Есть глупое суеверие. Мужчины, дескать, не должны отмечать сорокалетие. У Нельсона шанса избежать праздника не было, за дело взялась жена английского посла.

«Одних приготовлений леди Гамильтон к завтрашним торжествам по случаю моего дня рождения достаточно, чтобы преисполнить меня тщеславием. Каждая лента, каждая пуговица отмечена именем Нельсона, впрочем, как и само торжество – “Славное 1 августа Горацио Нельсона”. Песен и стихов в мою честь больше, чем я мог надеяться заслужить за всю мою жизнь. Так, к “Боже, храни короля!” добавили строфы:

Объединимся во имя великого Нельсона,

Первого в свитках славы.

Его воспоем!

Славу его разнесем по миру,

Честь тебе, Британия!

Он заставил петь берега Нила:

“Боже, храни короля!”

Я знаю, ты будешь с удовольствием напевать это! Из-за стихийных проявлений народной любви я не могу ни выходить, ни выезжать в город, но добрая леди Гамильтон, чтобы порадовать тебя, собирает все газетные статьи».

Это письмо Фанни написано за день до торжеств, а теперь – праздник! 80 человек за обеденным столом, 800 – на ужине, 1740 – на балу. Подарки, разумеется. Отметим те, что он получил от турецкого султана. Драгоценности, по словам Нельсона, «на миллион фунтов». Слегка преувеличил, но среди дорогих безделушек – челенг, украшение в виде цветка с птичьим пером. Все покрыто алмазами. Отныне Нельсон будет почти всегда носить его на шляпе.

Уходит скромность, уходит… Челенг Нельсона в 1951 году украдут из Морского музея, он так до сих пор и не найден. Адмирал бы сильно расстроился, но сейчас – праздник.

А что там за шум за столом? Пасынок Нельсона, Джосайя Нисбет, слегка перебрал. И почему-то стал упрекать своего отчима за то, что тот уделяет слишком много внимания леди Гамильтон. Странный какой-то. Ее мужа происходящее не волнует, а Нисбет вдруг забеспокоился.

Совсем недавно Нельсон получил письмо от Сент-Винсента, с такой оценкой его пасынка: «Не буду от вас что-то скрывать, это недостойно нашей дружбы. Считаю своим долгом сообщить вам, что юноша любит выпивку и плохую компанию. О службе не имеет понятия, невнимателен и упрям, к тому же безмерно упорствует в своих заблуждениях. Признаюсь честно, если бы он не был вашим пасынком, его списали бы еще несколько месяцев назад. С другой стороны, он честен и правдив…»

Бедный Джосайя… Он спас Нельсону жизнь, он первым попытался заступиться за мать. Пристрастие к выпивке и честность подвели его. Капитан Трубридж и еще один офицер выведут его из зала. Совсем скоро он, по большому счету, уйдет и из жизни Нельсона. Знак.

На тему «хорошо – плохо» рассуждать не буду. Есть то, что Нельсон не позволял никому. Вмешиваться в его отношения с леди Гамильтон. Эти «особые отношения» как раз сейчас и начинаются.

Выйдем из праздничного зала вместе с Джосайей, пришло время для взгляда со стороны.

Начнем с «мужского отступления». Один из биографов Нельсона, Джеймс Гаррисон, выразился весьма деликатно: «…Все знали о том, что он (Нельсон. – М. К.) испытывает большее пристрастие к прекрасному полу, чем это допускают нормы христианской морали».

На чем основывались