Иногда кажется, все идет настолько плохо, что хуже просто не бывает. Тетя Скарлет говорила, главное в такие моменты не начать роптать, ведь смирение — добродетель, а Триединый не пошлет нам больше испытаний, чем мы можем выдержать. Тем более, что зачастую эти испытания — расплата за наши же ошибки.

Но даже несмотря на это, смиренно ждать Александра не получалось. Я злилась, ужасно злилась на Райдера, убедившего меня остаться, ненавидела Уилбера, заставившего вернуться, и презирала себя — за собственную глупость и трусость: при воспоминании о ледяной плети, которой поигрывал маг, по телу пробегал озноб, а шрам на боку багровел и пульсировал. Я останавливалась на мосту, не находя в себе храбрости перейти границу, и терла средний палец с маяком Уилбера — кольцо, о котором я совсем забыла, прощупывалось под кожей между костяшкой и третьей фалангой.

Отрезать палец я не смогу.

Понурившись, я возвращалась в коттедж, встречавший меня запахами сдобы, теплого дерева и виноватыми скрипами. Поднималась в отведенную мне комнату — в спальню Александра я больше не входила — и часами, как зимой, смотрела в зеркало с порченной амальгамой, понимая, что снова ничего не могу сделать. И если в Ландоне у меня была призрачная, но все же надежда что-то изменить, то противопоставить двум магам мне нечего.

Не-че-го, — забили часы в гостиной, и я изо всех сил ударила кулаком по подушке.

— Тини, обед готов, — тихо позвала из-за двери миссис Ллойд.

— Я не голодна, спасибо.

Джейн я избегала. Она ведь знала, знала, что Александр несвободен, но не сказала мне! Мистер Ллойд хотя бы не пытался казаться другом!..

Совместные ужины я пропускала, кухню обходила стороной, а услышав шорох юбок, пряталась на втором этаже. Понимала, что веду себя неправильно, видела, что Джейн раскаивается, но простить ее молчание не могла. Я ведь заперта здесь и из-за нее тоже! Предупреди она меня о мисс Шелл, я бы никогда, никогда не пошла к Александру! Не позволила бы уговорить себя остаться, не попалась бы ловушку собственных чувств!

Тетя Скарлет наверняка отчитала бы меня за уныние — смертный грех, обеспечивающий дорогу к падшим, и посоветовала бы перестать его лелеять, иначе Триединый покарает меня по-настоящему.

Так в итоге и вышло: сначала я узнала, что по Ллавелину гуляют непристойные слухи о девушке, живущей на Драконьих Холмах, а потом меня едва не изнасиловал Уилбер.

С ночи злополучного побега прошла неделя. Я сидела на берегу в тени моста и пыталась читать, но изыскания древних философов не задерживались в голове, оставляя ее пустой и гудящей — не то от жары, не то от бессонницы.

Заметив, что перечитываю предложение в третий раз, не понимая его смысла, я отложила книгу и легла в траву, слушая хоралы эллиллон и глядя на клубящийся за мостом туман. Серебристо-белый, слоистый, он скатывался с вершины холма, обтекал валуны и несся к далекому морю и если присмотреться, в нем можно было увидеть развевающиеся гривы и вымпелы.

В случившееся странно не верилось. Первое потрясение прошло, и хотя я понимала, что газетная статья — вот она, на трюмо, и буквы из нее никуда не делись, но всю неделю просыпалась по ночам, пытаясь найти рядом спящего Александра, ловила себя, что прислушиваюсь, не громыхнет ли портал, и то и дело прижимала ладонь к груди, желая коснуться топаза.

Сумасшествию способствовал дом. Удайся побег, я была бы сейчас на полпути к Шотландии, и насущные проблемы отодвинули бы обман. Но здесь, в доме Райдера, мне только и оставалось, что слоняться по комнатам, где каждый угол напоминал о маге и неполучившихся нас, и пытаться не задохнуться от колющей боли под ребром.

Александр Райдер — обманщик, не забывай об этом, Тини. Добрый, нежный и заботливый лгун.

Уеду. Обязательно уеду. Не станет же Александр удерживать меня силой, он ведь не Арчер! И не Уилбер… Пусть только объяснит своему будущему шурину, что рабства в человеческом Альбионе давно не существует, даже долгового!

Ллавелин. Дилижанс. Шотландия. Письмо в Ассоциацию Гувернанток — мистер Ллойд отказался брать деньги обратно, а с двадцатью фунтами я смогу позволить себе выбрать подопечных, а не хвататься за первое же предложение. Все еще будет хорошо. Обязательно будет, нужно только разобрать этот дурацкий параграф! — чем больше я знаю, тем большую плату смогу получать!

Я открыла заложенную клевером книгу и листнула назад, к началу главы, стараясь сосредоточиться на космогонических теориях, когда с противоположного берега реки послышалось конское ржание.

На спуске с холма, полускрытого молочной пеленой, гарцевал на вороном коне мужчина. Напуганное животное всхрапывало, приплясывало, но всадник держался в седле как влитой, и среди белых клубов мелькали то котелок шляпы, то обтянутое сюртуком худое плечо, то лошадиная челка. Наконец мужчина справился с конем и, пришпорив его, выехал из тумана. При виде меня его лицо расплылось в улыбке.

— Мисс! Мисс, добрый день! — прикоснулся он шляпе. — Не подскажете, где я? Я брожу в этом проклятом тумане с самого утра!

— Вы на Драконьих Холмах, — поспешно встала я, — мистер…

— Гамильтон. Грэхэм Гамильтон.

Мистер Гамильтон спешился у моста, взял коня под уздцы. Кричать через реку было неудобно. Оглянувшись на двор, где колол дрова мистер Ллойд, я подошла ближе.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — Приятно познакомиться, мисс…

— Ллойд.

— Наслышан о прекрасной соседке, — снял шляпу Гамильтон, и вежливая улыбка сползла с моего лица. Что значит «наслышан»? Откуда наслышан? Что именно он слышал?! — Все в порядке, мисс Ллойд?

— Все хорошо. — Я с усилием растянула губы. — Говорите, мы соседи?

— Я купил Медные Буки четыре дня назад.

И уже наслышан. Потрясающе, — я вцепилась в книгу, даже не заметив, что продавливаю ногтями дорогую кожаную обложку.