Однако главную роль в гипотезе смертной казни играют все же не социокультурные, а долгосрочные генетические последствия. Центральное положение гипотезы смертной казни – в том, что на протяжении тысяч поколений жертвами казней становились в основном люди с повышенной склонностью к реактивной агрессии. Устранение или подавление таких людей, согласно гипотезе, происходило так часто, что привело к эволюции более спокойного, менее агрессивного характера. К сожалению, мы не можем ни измерить частоту казней, ни оценить факторы давления отбора в плейстоцене. Однако в пользу того, что синдром одомашнивания возник как следствие смертных казней, говорит факт существования мужского эгалитаризма в человеческих сообществах. Ведь альфа-самцы, характерные для многих видов приматов и отсутствующие в человеческих обществах, – это, по сути, особи с наиболее высоким уровнем реактивной агрессии.

За тысячи лет до того, как человеческие сообщества нашли способ контролировать агрессоров, реактивная агрессия, скорее всего, господствовала в общественной жизни точно так же, как у большинства других социальных животных: шимпанзе, горилл или павианов. У всех этих животных альфа-самцы завоевывают себе место на вершине иерархии, по очереди вступая в драки, часто крайне жестокие, с каждым из соперников. Процесс восхождения может занимать годы. Подчинив всех потенциальных конкурентов, альфа наконец может позволить себе быть толерантным, но под его кажущимся спокойствием всегда прячется готовая вспыхнуть агрессия. Стоит только какому-нибудь самцу не продемонстрировать положенных сигналов подчинения, как альфа тут же поставит его на место и при необходимости жестоко изобьет. Агрессивное поведение альфа-самцов коррелирует с повышенным уровнем тестостерона, который, судя по всему, и лежит в основе стремления доминировать. Поскольку подобное поведение повсеместно распространено среди социальных приматов, наши предки, скорее всего, когда-то жили так же. Судя по массивным лицам предков Homo sapiens, мужчины продолжали драться друг с другом как минимум вплоть до среднего плейстоцена. Конкуренция в человеческих сообществах до сих пор сохраняет некоторые “обезьяньи” элементы, например сражения один на один. Мужчины с высоким уровнем тестостерона обычно не отличаются особой агрессией до тех пор, пока на них не нападут. Но в конфликтной ситуации они проявят агрессию с большей вероятностью, чем мужчины с низким уровнем тестостерона. Таким образом, альфа-самцы обезьяньего типа – это мужчины с высокой склонностью к реактивной агрессии. Устранение таких альфа-самцов и привело к отбору против реактивной агрессии45.

Даже несмотря на то, что смертные казни были широко распространены в человеческих сообществах прошлого, сама мысль, что они могли повлиять на эволюцию агрессии, кажется на первый взгляд не слишком правдоподобной. Однако если учесть, как давно начался этот процесс и сколько поколений сменилось за это время, скорость эволюции самоодомашнивания покажется сравнительно низкой. Как мы уже видели, процесс самоодомашнивания мог начаться уже как минимум 300 тысяч лет назад. 300 тысяч лет – это примерно 12 тысяч поколений. А 12 тысяч поколений – это значительно больше, чем требуется для одомашнивания любому млекопитающему. Например, эволюция собаки от волка заняла примерно 15 тысяч лет. Средняя длина поколения у волка равна примерно 4–5 годам, то есть собак отделяет от волков меньше 4 тысяч поколений. Еще быстрее, всего за 80 лет, произошло одомашнивание норки. В этом случае люди сознательно отбирали самых послушных животных, тем самым многократно увеличивая скорость одомашнивания. Процесс одомашнивания людей, скорее всего, шел довольно медленно, потому что социальное давление было относительно мягким, а эпизодическое устранение особенно агрессивных особей было всего лишь одним из множества факторов, определяющих ход эволюции. Вопрос в том, была ли частота устранения излишне агрессивных членов общества достаточно высокой, чтобы стать значительной эволюционной силой46.

Уровень смертности в результате внутригрупповых убийств может быть довольно высоким. Самый высокий уровень смертности среди эгалитарных небольших сообществ был зарегистрирован не у охотников-собирателей, а у земледельцев гебуси, которых изучал Брюс Кнауфт. Внутригрупповые убийства у гебуси служили для разрешения конфликтов и поддержания сплоченности общества. Про жертв таких убийств говорили, что в них жила “смертельная ярость”47.

Кнауфт задокументировал 394 смерти за 42 года, с 1940 по 1982 год. Он обнаружил, что один из четырех мужчин (24,4 %) и почти одна из шести женщин (15,4 %) погибали в результате обвинений в колдовстве. Молодые (холостые) и женатые мужчины становились жертвами убийств с одинаковой частотой48.

Настолько высокая частота убийств, несомненно, могла оказывать сильное влияние на отбор, однако я не хочу сказать, что частота убийств в племени гебуси характерна для эволюции человека в целом. Возможно, она не характерна даже и для самих гебуси. С 1982 года культура гебуси сильно изменилась: они научились танцевать на дискотеках и приняли христианство. Высокая частота убийств в те годы, когда их изучал Кнауфт, могла быть следствием неудачной организации браков, которая, в свою очередь, стала результатом демографического давления со стороны других кланов гебуси. Поэтому вполне вероятно, что такая высочайшая частота убийств отражала исключительные обстоятельства, возникшие в конкретном обществе в конкретный момент49.

Тем не менее пример гебуси показывает, что частота убийств может быть достаточно высокой для создания существенной силы отбора. Примерно тогда же, когда Кнауфт изу чал гебуси, Рэй Келли документировал охоту на ведьм и колдунов в племени эторо, живущем в высокогорьях Новой Гвинеи. Жертвами охоты были люди, известные “своим врожденным эгоизмом и безответственностью по отношению к другим”. Келли обнаружил, что из тридцати пяти смертей взрослых членов племени, которые произошли за время его присутствия, 9 % стали результатом смертных казней. Злая молва, страх, соперничество и невежество – на удивление смертоносная смесь50.

Нам остается только гадать, с какой конкретно частотой агрессоры становились жертвами казней. Это же касается и вопроса, когда именно начали практиковаться казни. Даже самое раннее из доступных нам свидетельств не очень надежное и с эволюционной точки зрения совсем свежее. Наскальные рисунки в Восточной Испании, сделанные охотниками-собирателями около 8500 лет назад, включают изображения, которые ученые интерпретируют как сцены казни. На одном из них десять человек, стоящих в ряд, держат в руках луки и вроде как смотрят на лежащего на земле человека, пораженного пятью стрелами. Другие сцены изображают мертвые тела, пронзенные стрелами. Но действительно ли тут изображены казни, мы не знаем51. И тем не менее, несмотря на всю неопределенность, свидетельства того, что казни играли важную роль в формировании синдрома одомашнивания у человека, кажутся довольно убедительными. Остается понять, когда именно люди начали применять смертную казнь. Возраст признаков, объединяющих все человечество, таких как речь или охота и собирательство, обычно оценивают в 60–100 тысяч лет: именно в этот период Homo sapiens расселились за границы Африки и начали распространять эти возникшие в “колыбели человечества” признаки по всему миру52. Смертная казнь считается одним из таких “колыбельных” признаков – неотъемлемым свойством человечества, ставшим, по словам Оттербайна, “основой мышления человека”53.