Шрифт:
Закладка:
Сравнивая качество белогвардейской и большевистской пропаганды, британские представители на Юге России отмечали, что большинство «белых» фильмов «изображало инспекцию войск большими группами аристократически выглядевших генералов, каждым своим движением излучавших атмосферу старого режима. Далее было триумфальное вступление свирепого Шкуро в Харьков в сопровождении его знаменитых «волков» — крайне диких и живописно выглядевших… Также показаны военно-полевые суды, приговаривавшие к смерти целые шеренги пленных большевиков одним росчерком пера… но, думаю, — отмечал Х. Уильямсон, — это не очень хорошая политика — завершать жуткую страницу Гражданской войны демонстрацией настоящих казней. Ничего, однако, не пропускалось… (и показывалось) в мельчайших деталях до последней конвульсии в предсмертной агонии»[978].
Эти белогвардейские «фильмы, — приходил к выводу Уильямсон, — скорее были способны охладить общественные симпатии, чем привлечь их…»[979]. Прямо противоположное впечатление на руководителя британской миссии Холмена «произвела эффективность большевистской кинопропаганды…»[980].
Несмотря на все трудности, в Советской России в 1919 г. было выпущено 68,2 млн. экземпляров книг и брошюр, а в 1920 г. — 47,5 млн. (начал сказываться бумажный голод). В 1918 г. в РККА было создано 3033 стационарных библиотеки, в 1919 г. работало уже 7500, а также 2400 передвижных. Но основное внимание уделялось образованию, в Политуправлении РВСР считали, что «прошедший через Красную Армию неграмотный и полуграмотный крестьянин и рабочий должен возвратиться домой грамотным, и он никогда не забудет, что рабоче-крестьянская власть снабдила его самым мощным оружием защиты его собственных интересов — просвещением»[981].
Уже в феврале 1919 г. посланник американского президента У. Буллит сообщал, что у большевиков «русские классики переиздаются тиражами в 3–5 млн. экземпляров и продаются по низкой цене. Открыты тысячи новых школ для мужчин, женщин и детей… и в каждой школе они стараются дать хороший обед каждому ребенку, каждый день»[982]. К 1 октября 1919 г. большевики открыли 3800 красноармейских школ грамоты, в 1920 г. их количество достигло 5950. К лету 1920 г. действовало свыше 1000 красноармейских театров[983].
Однако само по себе образование еще не способно пробудить жертвенность и боевой дух в инертной, полуграмотной, веками забитой крестьянской массе. Для этого необходим был тот «революционный энтузиазм, — который, по словам А. Мартынова, — поддерживал дисциплину в Красной армии в самые тяжелые времена, когда она еще была весьма плохо одета и весьма недостаточно снабжена продовольствием, и этот энтузиазм, это хладнокровие пред лицом опасности я наблюдал одинаково и в солдатской массе, и в командном составе»[984].
Этот энтузиазм наблюдал в марте 1919 г. и Буллит: «Пожалуй, самым поразительным фактом в России сегодня является общая поддержка, которую оказывает правительству этот народ, несмотря на голод…»[985]; «бесспорно это та форма правления, которая поддается грубым злоупотреблениям и тирании, но это является требованием текущего момента в России». Советская власть, отмечал посланник американского президента, стала символом революции и «приобрела такую популярность, что женщины готовы голодать, а молодые мужчины умирать за нее»[986].
Революционный энтузиазм — это то религиозное чувство, без которого невозможно ни свершение самой революции, ни построение нового общества. «Очень характерно, — пояснял эту связь Н. Бердяев, — что углубленный, религиозный взгляд на жизнь допускает жертвы и страдания… Более же поверхностный, «частный» взгляд на жизнь боится жертв и страданий и всякую слезу считает бессмысленной. Тот взгляд на жизнь, который я называю историческим в противоположность частному и который, в сущности, является религиозным, — ставит ценности выше блага, он принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя человеческого восхождения»[987].
Несмотря на строжайшую партийную дисциплину, большевистская власть вовсе не представляла собой единого сплошного монолита. Внутри нее шла такая же ожесточенная борьба интересов, идеологий, честолюбий, как и в рядах «белых». Отражая этот факт, уже в январе 1919 г. И. Бардин писал в «Правде»: «Советская власть внутренне больна», превратившись в чиновников, рассеявшись по комиссариатам и центрам, «коммунисты начинают отрываться от массы»[988]. Две недели спустя в той же «Правде» один из лидеров группы «демократического централизма» Н. Осинский указывал на забюрократизированность и, проистекающий от этого, «кризис советского аппарата»[989]. К концу гражданской войны «из маленьких расхождений и разногласий выросли большие…, — приходил к выводу в январе 1921 г. в своей брошюре, которая так и называлась «Кризис партии», Ленин, — Партия больна, партию треплет лихорадка»[990].
Примерами этой, нередко непримиримой, борьбы идей, интересов и честолюбий не только среди рядовых членов партии, но и среди ее высших представителей наполнена вся история Гражданской войны, и она кровавым эхом отзовется в 1930-е годы. Тем не менее, большевистским вождям удалось не только удержать власть и победить в гражданской войне, но и пробудить энтузиазм в массах, организовать их для возрождения страны.
Секрет большевиков крылся в их идеях, которые носили возвышенный — мессианский характер, которые только и могли зажечь общество, пробудить в нем дух борьбы и созидательной энергии. Всех их объединяло и подчиняло себе одно мессианское стремление — в построении нового общества, которое обеспечит его ускоренное развитие, где не будет эксплуатации, где у всех будут равные не только права, но и возможности. «Вера убежденного коммуниста в их правоту почти религиозна, — сообщал посланник американского президента У. Буллит, — Никогда и ни в одном религиозном служении я не видел более высокого эмоционального единства, чем на заседании Петроградского Совета»[991]. И это эмоциональное единство было не случайным, поскольку большевистская идея несла в себе подлинно революционный — Реформационный характер.
* * * * *
Насущная, жизненная потребность в Реформации ощутилась в России уже с первыми проблесками капитализма. «Всяк более или менее чувствует, что он не находится в том именно состоянии своем, в каком должен быть, хотя и не знает, в чем именно должно состоять это желанное состояние. Но это желанное состояние, — отмечал Н. Гоголь, — ищется всеми…»[992]. Русская Реформация была призвана осуществить то же коренное изменение массового сознания, которое совершила протестантская Реформация на Западе, обеспечившая его переход от иррационального сознания феодальной эпохи к рациональному сознанию эпохи материалистического капитализма.
Реформация призвана, прежде всего, изменить отношение к труду и капиталу, которые при феодализме закрепощены и подчинены интересам родовых сословий. Прогресс капитализма невозможен без сознательного отношения к труду
