— Советую, Савельич. Советую. Боюсь, люди бы духом не упали. Знаешь, что Цыков сказал? Говорит: наверху самый главный сейчас участок. Ты — флаг корабля! Пойми. Сообщи людям о шлюпках.

— Сам сообщи, — уже более спокойно сказал Марушев. — Ты комиссар.

Найденов включил боевую трансляцию.

— Товарищи! Тайфун смыл шлюпки. И не собирается утихать. Бьет нас волна. Всем, кто на вахте, быть предельно внимательными. От каждого сейчас зависит наша жизнь. Сколько продлится вахта — никому не известно. Но уставать и расслабляться мы не имеем права. У нас на борту женщины. Командир надеется.

Что-то затрещало позади, за надстройкой, Найденов обернулся и увидел: вершина мачты медленно падает.

«Нет флага! Побьет все мачта. Палубу просадит!» — с тревогой подумал Найденов, но почти без паузы, совсем не изменив тона, сообщил:

— Еще одно испытание: вырвало из гнезда мачту. Придется, возможно, рубить, — а сам думал: «Риск смертельный! Кого послать?! Добровольцев?!» — и продолжал говорить по боевой трансляции спокойно: — Мы уверены, что матросы нашего корабля выдержат все испытания.

Выключил микрофон, посмотрел на Марушева. Глаза их встретились, и Найденов даже удивился: такая спокойная уверенность была в глазах командира.

— Верно сказал: рубить! И выдержать должны. Я пойду к мачте.

— Савельич, я сам, — ответил Найденов. — Твое место здесь. Уводи корабль от островов. Дальше в море — меньше горя.

Сказал, словно обрубил. И не стал ждать согласия командира, спустился вниз, торопливо прошел ходовую рубку, пробежал мимо штурманской по узкому коридору, стукаясь от качки плечами о переборки, и открыл дверь. Ветер и мелкие хлесткие брызги завихрили в открытую дверь, и Найденов невольно прикрыл лицо рукой, но тут же отдернул руку и шагнул на шкафут.

Похолодело у него в груди, когда увидел разбитый прожектор, снесенные леера, горловины, утки и кнехты. А мачта раскачивалась, как маятник, продолжая сносить, словно тонкие спички, леерные стойки то на правом, то на левом борту, а когда корабль нырял в провал между волнами, хлестала по палубе. Фалы болтались, будто обрывки гнилого шпагата, от антенн не осталось и следа. Гафельный флаг, оторвавшись, захлестнул веревкой уцелевшую леерную стойку и неистово трепался на ветру.

«Рубить! Пробьет палубу над машинным отделением — погибнем. Оверкиль!»

Да, гибель тогда неминуема. Заглохнут двигатели, и не сможет корабль противостоять ветру и волнам, понесется, как ореховая скорлупа, не подчиненная воле экипажа. А вода, которая начнет попадать в отсеки, нарушит остойчивость корабля, и не выдержит он таких, как сейчас, кренов и наверняка перевернется. Для Найденова было очевидно, что от мачты нужно освободиться во что бы то ни стало. Только не ясно, как это сделать. Вырванная из гнезда, она крепко держалась на болтах башмака в кольце металлической опоры. Она могла оторваться в конце концов и сама, но не скоро. Рискованно ждать этого, но еще более рискованно рубить ее. Она ходила, как маятник, между спаренными установками крупнокалиберных пулеметов, иногда даже стукаясь об них. При такой качке не то что рубить, просто устоять на краю шкафута невозможно, если не держаться. А держаться за пулеметы опасно: раздавит мачта или собьет.

«При малейшей неосторожности — гибель. А не срубить мачту — все погибнем!»

Мысли, торопливые, беспокойные, владели сейчас Найденовым. Окончательное решение никак не приходило.

— Товарищ старший лейтенант, позвольте нам с Данилой Тороповым? — спросил Найденова мичман Лукашин. — Вдвоем одолеем.

В то время когда свалило мачту, мичман находился у локатора. Экран сразу угрожающе зашипел, старшина 1-й статьи Торопов выключил локатор и проговорил со вздохом:

— Моя вахта кончилась.

Они слышали, как старший лейтенант Найденов торопливо прошел через ходовую рубку, чувствовали, как вздрагивает корабль под ударами мачты.

— Пойду уясню, чем помочь можно, — сказал Лукашин и спросил Торопова: — Не откажешься, если что?

— Да вы за кого меня?..

— Понятно все. Не пыли.

И теперь, стоя за спиной старшего лейтенанта, увидел все и подумал: «Вдвоем нужно рубить. В связке. Один держится за пулемет снаружи, другого держит на веревке». Об этом и сказал Найденову.

«Молодец, мичман!» — мысленно похвалил Лукашина Найденов, а вслух сказал:

— Нет. Двоим не позволю. И я с вами. От двух пулеметов держать станем. Давай топор в концы. Быстро. Я командиру доложу.

Вернулся в ходовую рубку и доложил по переговорной трубе:

— Товарищ командир, рубить будем Лукашин, Торопов и я. Прошу разрешения.

— Береги себя, Володя. Иди, — ответил капитан-лейтенант негромко и спокойно. Найденов даже не сразу узнал голос Марушева.

— Все будет в порядке, Савельич, — ответил Найденов и выскочил в коридор. Там уже Лукашин и Торопов, упершись плечами в переборки, чтобы устойчивей стоять, обвязывались веревкой. На полу лежали два топора. Лезвия их, ударяясь друг о друга, звякали, как далекий надтреснутый колокольчик.

— Я начну, — сказал Найденов, обвязался веревкой и взял топор. — Двинулись.

Он представлял себе, как трудно придется рубить, но что это потребует такого напряжения и таких усилий, не думал. Встать пришлось на самый край шкафута, чтобы мачта, если при слишком большом крене и ударит, не придавила бы к пулемету; а устоять на краю было очень трудно — Найденов только сейчас по-настоящему почувствовал, как «ходит» под ногами палуба, то падает вниз, и тогда холодеет внутри, как на самолете, когда он проваливается в воздушную яму, то взлетает вверх и одновременно кренится вправо или влево. Однако не главным было устоять. Главное — рубить. Успеть ударить топором, когда мачта приближается. А если не рассчитаешь хоть на немного, удар придется по воздуху, а то и по собственной ноге.

Прошла минута, вторая, третья… Найденов все рубил и рубил. Крепкое сухое дерево звенело, надруб, поначалу неровный, все выравнивался и углублялся. От пота щипало глаза, руки наливались свинцом, но Найденов все рубил и рубил. Ветер хватал мелкие щепки и уносил в пучину, похожую в свете прожектора на расплавленный, бурлящий малахит. Найденов приловчился и уже не стал ждать, когда приблизится к нему мачта, он, наступая и отступая, двигался вслед за ней и рубил почти беспрерывно. Теперь Лукашину и Торопову приходилось не просто держать старшего лейтенанта, а то отпускать, то натягивать веревку.

— Все! Сменяемся! — устало крикнул Найденов и, переждав, когда мачта уйдет от него, выбежал к башмаку.

Развязывая веревку, чтобы поменяться с Лукашиным, старший лейтенант увидел, как Торопов достал из кармана носовой платок и украдкой, чтобы никто не заметил, обвязал им кисть руки. Платок сразу побагровел от крови.

«Веревкой содрал! Заменить, возможно?!» — подумал Найденов, но увидел, что и у мичмана Лукашина ладони словно ошпарены кипятком, а вокруг ногтей запеклась кровь.

— Давай, Олег, вперед, — сказал Найденов и шагнул за пулемет. Обнял ствол, прижался к холодному мокрому