Шрифт:
Закладка:
— Пойдем, лейтенант, японцев спасать. Распорядись, чтобы куртку старшина мне принес. Сам быстро переоденься. Три минуты на все!
Лейтенант побежал домой, а когда открыл дверь и увидел на столе нежные магнолии, телеграмму: «Выехала, встречай», забыл, что нужно спешить. Прошел в спальню и остановился напротив фотографии.
«Доедешь ли, Валюша?! А что я без тебя делать буду?!»
Он не слышал, как постучал в дверь капитан Жибрун, как вошел в квартиру. Голос капитана прозвучал неожиданно.
— Еще не переоделся?! Гибнут японцы! Одну шхуну на кекурах разбило. Побежали. — Сказал и повернулся к выходу.
Ракитский еще раз взглянул на фотографию Вали и торопливо вышел вслед за комендантом.
А капитан уже пересек двор заставы и открывал калитку. Лейтенант побежал, чтобы догнать Жибруна, но это оказалось не так-то просто. Невысокий, щуплый, в великоватой куртке с чужого плеча, капитан Жибрун казался неуклюжим подростком, улепетывающим во время игры в «пятнашки» от водилы, и, как ни напрягался Ракитский, как ни старался делать шаги чаще и шире своими длинными ногами, расстояние между ними почти не сокращалось. Когда Ракитский подбежал к тому месту, где пограничники, собрав в кучку экипаж выброшенной на берег шхуны, пытались вытащить из волн обессилевших японских моряков той шхуны, которая разбилась на кекурах, капитан Жибрун уже кричал громко группе, которая находилась на опушке:
— Лошадей сюда! Галопом!
«Здорово как!» — мысленно похвалил капитана Ракитский, сразу понявший замысел Жибруна. Японские матросы с разбитой шхуны все доплыли до берега, но вырваться из плена одичавшего моря не могли. Швырнет человека волна на песок, и только начнет он подниматься, чтобы убежать подальше от воды, следующая волна налетит и утащит назад в пенистый водоворот. Играет, как кошка с пойманной мышью. Обессилевшие матросы пытались уползать от волн на карачках, по-пластунски, но и это им не удавалось. Начали рваться у них спасательные жилеты. Люди гибли, а пограничники ничего не могли сделать: волны, если кто подходил поближе, сбивали с ног. Один едва выкарабкался обратно на песок. На лошадях же можно было заехать дальше и подать утопающим чембуры.
— Скорей! — еще раз крикнул капитан Жибрун, хотя пограничники стегали коней и быстро, насколько позволял ветер, приближались. И как только первый всадник подъехал, комендант скомандовал: — Слезай!
Снял оголовье, затем недоуздок и, надев вновь оголовье, запрыгнул на коня. Направил его к волнам. Конь захрапел, попятился, но Жибрун стегнул его со всей силы чембуром, конь подчинился. Пошел в пенистые, грохочущие волны, храпя и вздрагивая.
Капитан бросил японскому моряку недоуздок, тот вцепился в мягкий сыромятный ремень мертвой хваткой, конь, подчиняясь воле всадника, рванулся на берег, и налетевшая волна лишь обдала брызгами капитана. Один японец был спасен. А в волны уже въезжал Ракитский и другие пограничники. Через несколько минут вытащила всех. Даже совсем обессилевшего. Ракитский спрыгнул с коня в воду, ухватил матроса за ремни спасательного жилета и, держась за хвост лошади, выволок его на песок.
— Здорово, — похвалил лейтенанта капитан Жибрун. — Смело!
Ракитский ничего не ответил. Он смотрел на японского матроса, неподвижно лежавшего на песке, и думал: «А кто Валю спасет?! Кто?!» И даже когда один из пограничников крикнул: «Товарищ лейтенант! Еще одна шхуна!» — он не сразу понял, что докладывают ему.
Шхуну несло еще на километр левей, и пограничники поспешили туда. Начало быстро темнеть. Жибрун приказал едущему рядом солдату:
— Давай на заставу. Следовые фонари сюда. Передайте: с наступлением темноты включить прожектор. На максимальный режим.
Пока пограничники дошли до того места, куда, как они предполагали, выбросит шхуну, совсем стемнело. Ветер, казалось, подул еще сильней. Пограничников буквально валило с ног, а море, теперь ставшее черным, рокотало еще грозней. Ходовые огни шхуны, словно светлячки, мигали в темноте, то взлетали вверх, то исчезали совсем. С каждой минутой они приближались, и вот уже стал виден черный силуэт шхуны. Пограничники ждали, пронесет ли ее мимо кекуров или разобьет о них.
Пронесло. Черная громадина с треском и скрипом вылетела на берег, осела набок; следующий вал приподнял корму и, развернув, бросил далеко на песок. Корпус заскрежетал, но не развалился. С палубы скатилась на песок бочка, упали ящики и еще какие-то предметы. А люди все не показывались.
Пограничники поближе подошли к шхуне, Жибрун даже крикнул: «Жив кто есть?!» Ветер подхватил этот крик и смешал его с грохотом волн. Со шхуны никто не отозвался.
Вернулся солдат со следовыми фонарями, спрыгнул с коня и подал фонари капитану Жибруну и лейтенанту Ракитскому, потом доложил:
— Товарищ капитан, дежурный по заставе просил передать: связь с нашим кораблем потеряна. Локатором тоже не видно.
Лейтенант молча взял у солдата коня, запрыгнул на него и направил к борту шхуны. Встал на седло и, ухватившись за борт шхуны, поднялся на палубу. Через несколько минут крикнул: «Мертвые все!», спрыгнул со шхуны на песок и пошагал, ссутулившись, на заставу.
— Ох и не ко времени ты со своим докладом! — упрекнул солдата Жибрун.
— Ну вы же приказали дежурному немедленно…
— Приказал!.. Приказал!.. А сам что, совсем без понятия?
VI
Найденов скатился по трапу вниз и, вдохнув теплый, удушливо-кислый воздух кубрика, закашлялся. Вода струйками стекала с бушлата — и на полу сразу же образовалась лужа.
— Товарищи, гость к нам! — радостно воскликнул майор Корниенко и тут же спросил тревожно: — Что там, наверху? — а сам торопливо поднялся, открыл чемодан и начал вынимать из него свитер, теплое белье, портянки. — Переодевайтесь, пожалуйста. Женщины отвернутся. А воздух… Уж извините. Рвет Валюшу. Качка. Я убираю, как могу, но…
— Не каждый моряк выдержит такой шторм. Я удивляюсь, как вас наизнанку не вывернуло, — поборов кашель, ответил наконец Найденов. — Переодеваться я не буду, не беспокойтесь, товарищ майор. Пойду сейчас. Заглянул проведать. Узнать, не нужно ли чего. И как настроение. Вот только воду из сапог вылью. А наверху ветер и волны. Дождь прошел.
— Тогда чайку горячего? — спросил майор Корниенко.
— Не откажусь, — согласился Найденов и сел за столик.
Горячий чай, теплый пол, который приятно грел размякшие от мокрых портянок ступни ног, мокрая одежда, прогретая сухим, горячим воздухом кубрика и теплым компрессом облепившая тело, разморили Найденова. Ему нестерпимо захотелось лечь на матросскую койку и уснуть. Но он переборол это желание, ругнул себя мысленно: «Раскис! Или на берегу уже!», потер ладонью вспотевший лоб и распрямился.
— Спасибо за чай! А теперь о деле. Ради чего я пришел к вам.
— Сказать, что скоро причалим к берегу? — прервала Найденова Валя.
— Увы, нет. Утешать и обманывать не
