class="p1">Мне неловко теперь перечитывать собственные строки — три последние фразы. Сказано, в общем, правильно, но с отсылкой к прошедшей войне — Великой Отечественной, только она была у нас на слуху. Но утверждать летом 1982-го «как прекрасен этот „мир“» — т. е. время без войны, было абсолютно неправильным и даже вызывающим для тех, кто, к несчастью, — вследствие рейсов «Черного тюльпана» — знал тогдашнюю правду. А мы этим полным знанием не обладали.

Дата публикации — 9 июля 1982 года. Шел третий год военных действий в Афганистане. Но никто — ни я сама, ни замечательный журналист, редактировавший материал, — Акрам Муртазаев, ни главный редактор Геннадий Селезнёв даже и не подумали выкинуть этот абзац. Почему? Не было тогда войны — и точка.

А она была. И каково было читать такие легковесные строки матерям и отцам, только что, месяц-полтора назад, в конце весны 1982 года, потерявшим сыновей в страшных боях в Панджшерском ущелье? Моджахеды тогда были разгромлены — впрочем, не окончательно, но потери советских войск в мае 1982 года составили около 1000 убитых и 2000 раненых.

Уму непостижимо, как удавалось руководителям советских СМИ, в том числе и Г. Н. Селезнёву, в условиях третьего года реальной войны успешно делать вид, что мы живем в обстановке мира и дружбы. Плотина молчания и лжи была разрушена волевым усилием именно Селезнёва лишь в феврале 1984-го. Но военные действия не прекращались и после этого.

…В начале 1980-х годов мир держался на системе международных антивоенных договоров. Однако политика — это не столько документы, сколько люди. А Брежнев, бравый офицер, участник Великой Отечественной войны, яркий красавец родом с Украины, любимец женщин, угасал, жил из последних сил, на сильнодействующих таблетках, которые изменили и его характер, и внешний облик, и качество речевых навыков. В отставку его не пускали коллеги. Он служил партии как бы последним оплотом.

Был в КПСС, напомню, еще один, возможно, даже более прочный оплот — секретарь ЦК КПСС, ясноглазый, стойкий, непоколебимый Суслов. Но 25 января 1982 года Михаил Андреевич скончался от обширного кровоизлияния в мозг. На его похоронах выступающие обещали дополнительно сплотиться, однако беда состояла в том, что сплачиваться в руководстве КПСС было уже некому. На смену ортодоксам приходили опытные функционеры. Такие, как Михаил Горбачёв.

Можно ли отнести к этой категории Селезнёва? Вряд ли у кого язык повернется сказать о нем то же самое, что о последнем генсеке. В дополнение к другим своим достоинствам Геннадий Николаевич был первоклассным газетным менеджером. Но не стоит забывать, возможно, самое важное в его характере: с первого дня 1981 года на пост главного редактора «Комсомольской правды» заступил один из самых искренних, убежденных коммунистов послевоенного времени.

«Как так?» — удивятся убежденные противники коммунизма. А так. Селезнёв, как и многие из нас, исповедовал самую чистую, «первозданную» веру в коммунистическое учение, в котором ведь собрано много верного, необходимого обычным, «простым» людям, но — без большевизма с его жесткой непримиримостью, без отупляющей практики репрессий, а также иезуитского развешивания ярлыков на всё, что не соответствует марксизму, тем более ленинизму.

Что же тогда оставалось в селезнёвском варианте коммунистического учения? Главной была идея социальной справедливости.

Это означает свободу для развития всего хорошего, чего желает как сам человек, так и общество, поощрение всякого, кто своей деятельностью развивает общество и производство, помощь тем членам общества, которые по своему возрасту, или здоровью, или ментальной недостаточности не могут «вкалывать изо всех сил», чтобы сравниться с преуспевающими людьми, и такое же безусловное «окорачивание» законами и налогами тех умельцев-хищников, стремительное рождение которых буквально из ничего мы наблюдали в России в 1990-е.

Были ли откровенные, принципиальные противники у Селезнёва в газете в те годы? Были. Но они слишком ценили тогда свое пребывание в лучшей газете страны и не кричали о противоречиях с главным. Единственным, кто четко обозначал свою позицию по всем вопросам, оказался Геннадий Жаворонков. С ним Селезнёв часто не соглашался, и в конце концов Жаворонков ушел из «Комсомольской правды».

Остальные противники Селезнёва, как выяснилось впоследствии, сознательно сохраняли свой status quo и стали куда более откровенными только при изменившихся обстоятельствах.

Весной 1982 года закончилась работа Николая Боднарука в качестве собкора «Комсомольской правды» в Сиднее. Корпункт в Австралии закрывался. Причина свертывания некоторых иностранных корпунктов оказалась банальной: на одном из совещаний Брежнев строго потребовал экономить валюту.

Вот что пишет Николай о возвращении из загранкомандировки в экзотическую Австралию в своей автобиографической книге «Хлопчик»: «Мы вернулись домой другими людьми. Три года жизни в молодой стране, не исковерканной наследственными пороками, перевернули наши представления о том, как должен быть устроен мир. Дома было плохо. Хуже, чем до отъезда, потому что ко всем прочим мерзостям добавилась война.

…Хотя жаловаться было грех. После заграницы нашего брата обычно переводили в корреспонденты, меня же назначили ответственным секретарем, куда уж лучше? Главным редактором был человек новый. Геннадий Селезнёв вырос не в редакции и даже не в Москве, а в Ленинграде…Геннадий Николаевич оказался нормальным редактором. Не интриговал, не копил злобу, хотя от злых языков ему изрядно доставалось. Доверял профессионалам, отстаивал, где надо, интересы газеты, время от времени рисковал, публикуя острые материалы…

Лично у меня отношения с ним установились ровные, рабочие. Я признавал его верховенство, он уважал мой опыт и раз через год назначил своим замом, значит, ценил как работника. Но не более того. Сближению мешала непреодолимая разница в мировоззрении. Если большинство его коллег по редколлегии партийные заклинания исполняли по нужде, то Геннадий Селезнёв делал это от всего сердца. Поначалу нам казалось, что это всего лишь чрезмерная демонстрация лояльности, но со временем убедились, что имеем дело с несокрушимыми убеждениями. К порогу XXI века социализм приполз изрядно потрепанный, дискредитированный во всех концах света, где ставили с ним эксперименты, но ни логикой, ни фактами, ни публично, ни за бутылкой водки поколебать позицию Геннадия Николаевича было невозможно. Таким он останется, возглавив „Правду“ во время распада компартии и страны, таким же будет, когда станет председателем Госдумы. Убежденный, несгибаемый, бескомпромиссный — эти определения хороши для партийной характеристики, а государственному деятелю, который вынужден постоянно отвечать на новые вызовы, необходимы и гибкость, и умение соотносить свои взгляды на мир с реальностью».

…Николай Давыдович скончался в 2009 году, Геннадий Николаевич — в 2015-м. Они ушли из жизни в одном и том же возрасте (67), с одинаковым диагнозом рак легких, напрасно выбрав для консультаций одного и того же знаменитого доктора. Врагами эти два мощных газетчика не