Шрифт:
Закладка:
– Да чего уж… я тоже злилась.
Снова помолчали.
– Может, велеть его развязать? – как-то неуверенно предложила в конце концов Наина, снова оглянувшись.
– Зачем? – Алька искренне удивилась. – Хорошо идет же!
– Хорошо, – согласилась Наина. Как тут не согласиться! – Интересно, далеко ли дойдет?
– Не знаю, – младшая царевна пожала плечами, а потом кинула взгляд на остановившихся неподалеку Анжея и Акмаля, которые как раз сейчас ударили по рукам. – Но если захочешь сделать ставку на этот счет, я знаю, кто их принимает.
Наина, понаблюдав еще немного, снова перевела взгляд на реку.
– Глупо все как-то получилось у нас, да?
– Может, и глупо… – Алька смотрела за реку – на лес вдалеке. – Хотя нет. Глупо – это как у колдуньи с ее сестрой вышло. Одна, не спросив, не выслушав, ударила. Другая – так же ответила. И сколько бед принесли вдвоем! А мы все же смогли… может, и проклятие ведьмино рассыпалось оттого, что мы почти такие же, как они были – только справились. Или оттого, что она сама что-то поняла – и нам с тобой мириться советовала. Не знаю…
Помолчав, царевна подобрала камушек рядом с собой и запустила его в реку. Ударившись о воду, камешек подскочил пару раз – и наконец утонул. Только круги, сталкиваясь друг с другом, продолжали расходиться, пока неторопливое течение не стерло их вовсе.
– А помнишь, – заговорила снова Алька, – как в детстве я заболела ветрянкой, и ты всю ночь просидела у моего ложа?
– Еще бы мне не помнить! Утром ты почувствовала себя лучше и сбежала через окно, чтобы не пить лекарство. Ты столько раз уже от меня убегала… ты всегда была невыносимой девчонкой!
– А ты всегда была жуткой занудой!
Обе девушки разом рассмеялись. А потом, все так же глядя на воду, очень тихо Алька произнесла то, что поняла совсем не так давно.
– Хорошо, что ты у меня есть.
И Наина молча обняла ее за плечи.
Следующие после битвы несколько дней смешались для царевны Алевтины в сплошной калейдоскоп, где события, как в ярмарочном скоморошьем театре, сменяли друг друга.
Вот вечером после битвы Наина, обежав глазами богатырей из особого отряда, хмурится и задает вопрос: “А где же ваш колдун?”
– Да в шатре, – пожал тогда плечами Михайла, – со всеми тяжело ранеными. Где ж ему еще быть?
И Наина, побелев лицом, кидается в тот шатер. А застав Ратмира живым и здоровым, вдруг молча отвешивает ему оплеуху и стремительно выбегает.
Алька, следовавшая за сестрой, только с изумлением переглянулась с колдуном и пожала плечами. Конечно, он занимался лечением раненых. Чем же еще?
Не могла же Наина предположить, что он сам тяжело ранен? Она ведь видела его рядом с царевной… наверное. Когда бы он после пострадать успел?
Да и ранен бы был воин, один из многих – что за беда правительнице?
Вот камневцы хоронят павших, и каждый из воинов отдает почести братьям по оружию, что не дождались победы совсем немного.
Кто-то плачет у двух курганов, что будут теперь выситься у стен Камнева, напоминая о том, что произошло. Наина срывающимся голосом говорит что-то вечной славе и о героях.
А вот – точно разом ночь сменилась днем. Камневцы, воины, крестьяне из окрестных сел – все празднуют победу. Градоначальник велел выкатить несколько бочек сидра, жарится на вертелах мясо, и глаза у людей вокруг шальные, пусть и плещется на дне их горечь.
Вот уже отправляются крестьяне и жители окрестных городков в свои дома. Выезжают из Камнева телегами со всем скарбом. Погоняют перед собой домашнюю живность. Одна телега запомнилась – она была тяжело нагружена, а поверх накрытого тканью скарба устроился толстый рыжий кот, явно недовольный тряской, но не готовый идти пешком до родного села.
Алька не стала никого окликать. Просто сделалось вдруг хорошо от осознания, что если остановиться ночевать в доме Степана из Замшанского, проснешься непременно оттого, что на тебя точно грудная жаба навалилась. И поди стряхни ту “жабу”, такую рыжую и наглую. И из-за занавески непременно любопытно выглянут Леська с братцем.
А вот очередной разговор с Наиной, случившийся уже по пути к столице. Богатыри особого отряда сопровождали царевен в качестве дополнительной стражи – и как-то так выходило, что Ратмир всегда маячил где-то рядом. А вот Анжей, напротив, сторонился царевны.
– А что если я уже сделала свой выбор? – этот вопрос Алька долго не решалась задать Наине. Отчего-то казалось, что каким бы ни был ее выбор, сестра все равно не одобрит. Велит еще чуток подрасти, поучиться…
В том, что Наина поймет, о каком выборе идет речь, она и не сомневалась. А еще сестра точно поймет, что выбрать царевна могла только кого-то из богатырей.
А Наина скользнула взглядом куда-то за спину Алевтине, прикрыла на мгновение глаза, сглотнула.
– Так тому и быть, значит.
– Что, – недоверчиво переспросила Алька, – примешь мой выбор? Благословишь?
– Благословлю.
Больше на эту тему они не заговаривали.
Да и то сказать – без сердечных дел забот было предостаточно.
Вот Хильдур, сетра конунга Семи островов, на привале в селе за одним столом с богатырями садится. Со всеми говорит ровно и весело, никого не выделяет, кроме племянника. Точно всех, кроме него, впервые здесь и увидела.
А Савелий – Алька-то знает, уж изучила наставника! – все больше отчего-то бесится. Молчит, да, отвернувшись, зубы стискивает.
В отдельной карете с зарешеченными окнами едут важные пленники. Алька лично замки на той карете проверила – знала уж, как легко сбежать из нее можно.
Судить короля Демара и королевича Елисея Наина своей волей, конечно, не могла. Все ж монарх сопредельной державы с наследником! И королевские регалии Тридесятого иному никому не подчинятся.
Но и отпускать их так просто нельзя – мало ли чего сызнова вычудят? А потому вновь разослала она голубей в столицы союзных стран. Пусть совет соберется – да решит, как дальше с Триесятым королевством быть да что делать.
Елисея, к слову, отловили с шутками и прибаутками – да так вместе со стулом к карете и доставили. Потом, конечно, все ж отвязать пришлось.
Алька все на плененного короля таращилась, да никак в толк взять не могла – кого же он ей напоминает-то? Глаза чуть округлые, лоб высокий, лицо мужественное…
А вот ведьму, конечно, против ее воли никто б в карету с зарешеченными окнами не посадил. Сама она, добром поехала. Вытребовав, правда, отдельную карету себе.
Раз на привале Алевтина услыхала краем уха обрывок разговора.
