и все больше понимаю, что это практически непосильная для меня задача. Меня нет в списке выдающихся студентов и ничто не указывает на то, что мне удастся туда попасть в каком-то обозримом будущем. Но и ждать, когда подвернется подходящая возможность, я тоже не могу. Кто-то из великих умников сказал, что нытик сидит и жалуется на судьбу, а победитель сам создает возможность. Что ж, я собираюсь воспользоваться этим советом.

На лекции по основам геральдики в аудиторию заходит обращенная декан Веланга, рыщет взглядом поверх голов и, найдя меня, делает властный жест: мол, спускайся ко мне. Обычно ее появление не сулит ничего хорошего. На прошлой неделе она устроила грандиозный разнос за то, что мальчишки с моего факультета в обход запрета и таумических оградителей умудрились провести в мужское общежитие девиц легкого поведения. Вчера выписала воспитательное взыскание Роре за то, что та поддела под форменный пиджак блузу кремового цвета вместо белой.

В общем, то, что сегодня Веланга обращает внимание на меня, не сулит ничего хорошего.

— Вещи можешь оставить, Безымянная, это не займет много времени.

Рора бросает мне успокаивающий взгляд: мол, присмотрю, не переживай.

Мы с Велангой выходим в коридор и сразу поворачиваем направо. У меня немного отлегает от сердца – кабинет ректора располагается в другой части Аринг-Холла. Раз меня сняли с занятий, значит, дело серьезное. Очень хочется спросить, к чему готовиться, но с этой отвратной теткой нечего и надеяться на ответ. Иногда мне кажется, что хоть я ни разу не давала ей повода меня ненавидеть, Веланга испытывает ко мне жгучую антипатию. Разве что обращенная так же ненавидит старшекровных, как и мы ненавидим таких, как она.

Очень скоро мы приходим в богато меблированную светлую гостиную. Не так много здешних комнат могут похвастаться столь изысканным стилем: каждая вещь на своем месте, все цвета идеально гармонируют друг с другом. И даже срез веток цветущего шиповника в вазе выглядит так же прекрасно, как редкие сорта роз в императорском саду.

В креслах напротив окна сидят двое: молодой вентран и женщина в летах. Его богатый наряд указывает на высокое происхождение, чего нельзя сказать о его спутнице. Скорее всего, помощница. Одна из тех, кем могу стать я, если не докопаюсь до правды.

— Скарт эрд’Таф, я привела Безымянную.

Эта фамилия мне знакома.

Даже слишком хорошо знакома. И если ничего кардинально не поменялось, то этот щеголь однажды имел честь сватать мою сестру. И получил ее категорический отказ.

Когда дверь за Велангой закрывается, я понимаю, что мне совсем не нравится находиться в компании этой молчаливой парочки. И, хоть женщина смотрит на меня с полным безразличием, вентран озадаченно хмурился. Интересно, узнал ли он…

— Йоэль, - опережая мою догадку, произносит с некоторым недоумением. – Что ты… Мне сказали, что Безымянная…

— Это я, Нэстрин. Многое переменилось.

В те времена, когда они с Тэоной пребывали в отношениях «чуть больше, чем просто друзья», он часто бывал у нас дома. Да что там часто: мог несколько дней кряду околачиваться у нас, радуясь, что Тэона не гонит от себя. Как-то раз, когда мне приснился дурной сон, и я, словно призрак, бродила вокруг дома, то заметила свет откуда-то из недр нашего Каменного сада. И нашла там Нэсса: бедолага так перепугался, что первое время не мог сказать ни слова. И отчаянно прятал за спину чернильницу и кипу исписанных пергаментов. Краснея, признался, что сочинял стихи, чтобы покорить неприступное сердце Тэоны.

Таким я его и запомнила: неуверенным романтиком.

Тогда все было иначе, и я имела полное право называть его Нэсс. Но, видимо, не только в моей жизни все изменилось, раз мечтательный Нэсс превратился в хмурого скарта.

— Все думают, что ты сгинула в императорских темницах, - недоуменно бормочет он.

— Может, оно и к лучшему.

Я делаю пару шагов навстречу и нарочно становлюсь так, чтобы Нэсс видел мое изувеченное лицо. В ответ он громко и непристойно ругается. Этим он всегда отличался от поклонников Тэоны: был весь как на ладони и совершенно не умел контролировать чувства. Не будь он таким бесхитростным, сестра, быть может, не отвергла бы его любовь.

— Можно сказать, мне повезло, - улыбаюсь я. - Отделалась позором, но сохранила жизнь.

— Дьявол, Йоэль. – Нэсс наконец перестает хмуриться, но каждый раз, когда его взгляд падает то на клеймо, то на шрам, он качает головой, как будто отчаянно разубеждает себя, что увиденное не может быть правдой.

Я даю пару минут, чтобы Нэсс пришел в себя, а потом интересуюсь, зачем меня привели. Судя по его поведению, Нэсс ожидал увидеть неизвестную Безымянную, а не старую знакомую.

— Присаживайся, - вежливо предлагает он и делает знак помощнице. Пока она готовит чай своему господину, тот приоткрывает завесу неизвестности: – Девочка, которую ты спасла из горящей лаборатории, – моя сестра, Ниа. Вчера она пришла в чувство и рассказала, кого мне следует благодарить за ее спасение.

Сестра? Я смутно помнила, что Нэсс был вторым ребенком в семье, но никогда не интересовалась подробностями. Знала лишь, что бедолаге Нэссу сильно не повезло родиться вторым в паре близнецов. Какая-нибудь пара минут – и право на титул скарта получил его старший брат. Как-то я подслушала разговор матери и сестры: Тэона рассказывала, что старший наследник эрд’Таф сильно не в ладу с головой, но семья скрывает это, чтобы не испортить репутацию.

В остальном мне хватало того, что, будучи выходцем из куда более богатой и значимой семьи Старшей крови, Нэсс не брезговал водить дружбу с обнищавшими эрд’Кемарри. И хоть для подобного великодушия была вполне низменная причина, Нэсс никогда не давал повода усомниться в том, что относится к нам, как к равным.

Что ж, значит, есть еще и сестра.

— Как она себя чувствует? - Мне, строго говоря, плевать, и за все эти дни я вообще впервые вспоминаю о ее существовании, но отдаю дань вежливости.

— Лекари дают хороший прогноз для ее поврежденного глаза, но видеть им так хорошо, как раньше, она уже не сможет.

— Что говорят таумисты?

— Они спасли все мягкие ткани, какие можно было спасти. – Нэсс устало, совсем по-взрослому трет переносицу.

Я точно помню, что в минувшем году, как раз накануне моей помолвки, мы праздновали его двадцатилетие. Стало быть, сейчас ему двадцать один. Удивительно, как старит человека ответственность. От задорного весельчака уже почти ничего не осталось. Нэсс вырос в зрелого