Шрифт:
Закладка:
Однако именно Гинзбергу Билл был обязан тем, что в США его дела пошли в гору. Во-первых, Аллен свел Берроуза с талантливым молодым человеком из Канзаса по имени Джеймс Грауэрхольц. По словам самого Грауэрхольца, он еще в юности прочитал «Голый завтрак» и эта книга изменила его жизнь. Сперва Джеймс был для Билла любовником, после стал другом и менеджером, сумевшим навести порядок в берроузовской работе. Благодаря Грауэрхольцу, в частности, Билл стал регулярно устраивать чтения, которые начали приносить ему неплохой доход{479}. Во-вторых, Аллен обеспечил Билла преподавательской работой. Она тоже была относительно успешной, хотя в одном эссе Берроуз отзывался о своем преподавании со скепсисом: «Я понял, что образ „Уильяма Берроуза“ в сознании моих студентов имеет мало общего с реальностью. Они были разочарованы, когда на занятиях я появлялся в пиджаке и галстуке. Полагаю, ожидали увидеть меня абсолютно голым, с пристегнутым искусственным членом. В общем, сплошное разочарование»{480}.
В июне 1976 года Берроуз переезжает в Бункер – здание YMCA на Бауэри, 222 – огромное полупустое пространство, где раньше располагалась студия Марка Ротко. Бункер вошел в историю как одно из легендарных панк-мест Нью-Йорка 1970-х, а Берроуз неожиданно для самого себя стал центром молодежной тусовки, в которой Билли Ли почитался как некий священный объект, а джанк, им воспетый и им же проклятый, превратился в модный аксессуар. Бункер затопила волна панк-рока.
В фильме «Человек внутри» Джон Уотерс говорит, что Аллен Гинзберг воспринимался всеми как хиппи, а молодежь 1970-х терпеть не могла хиппи; сам Уотерс считал себя панком, и поэтому Берроуз был ему значительно ближе. Поупражнявшись, можно придумать немало способов подогнать жизнь и творчество Берроуза под зарождавшуюся панк-эстетику. В книге «Прошу, убей меня! Подлинная история панк-рока» Джеймс Грауэрхольц вспоминает: «Я жил в Бункере, это чердак Джона Джиорно на Бауэри, 222, который стал домом Уильяма Берроуза в Нью-Йорке. У нас с ним была любовь, а когда любовь закончилась, я начал на него работать. ‹…› В конце 1975 года я пристрастился ходить в „Фебу“. „Феба“ была местом антибродвейской театральной тусовки, рестораном выше по улице. „Феба“ стала моим вторым домом. И на моем коротком пути от Бункера до „Фебы“ я шел мимо столбов, на которых были наклеены плакаты: „Панк идет!“ [имеется в виду реклама журнала Punk. – Прим. авт.] ‹…› „ПАНК“ – мне это понравилось, потому что для меня это было короткое обозначение молодого, бестолкового говнюка. А потом еще в „Джанки“ Берроуза, ну, знаешь, потрясающая сцена, где Уильям и Рой, моряк, грабят синяков в метро и встречают двух молодых панков. Они подходят и начинают наезжать на Роя, и Рой говорит: „Ебаные панки думают, что это шутка. Они не думали бы так после пяти-двадцати девяти на Айленде“ [имеется в виду тюремный срок в 5 месяцев и 29 дней. – Прим. авт.]», и далее: «Так что я знал, что панк – наследник жизни и трудов Уильяма Берроуза. И я сказал: „Я сведу их вместе ради общей выгоды“. И я это сделал»{481}.
Но дело не только в «Джанки», который в то время уже обрел культовый статус. Многие принципы панка соответствовали принципам берроузовской литературы. К примеру, Оливер Харрис упоминает призыв Берроуза «Сделай сам!»{482} – то есть «Do It Yourself», DIY как основание панк-подхода к искусству (Малкольм Макларен, печально известный менеджер Sex Pistols: это «было то самое „сделай сам“, любительский дух рок-н-ролла»{483}; кстати, Берроуз был воодушевлен хитом Sex Pistols «God Save the Queen» и отреагировал на него личным письмом группе и искрометной рутиной «Отпидарась королеву», Bugger the Queen{484}. Метод нарезок, о влиянии которого на Дэвида Боуи и Боба Дилана уже упоминалось выше, пришелся ко двору и в панк-тусовке: например, Джелло Биафра из Dead Kennedys вспоминает, как использовал cut up технику при работе над песней «The Man With the Dogs» с альбома «Give Me Convenience or Give Me Death». Игги Поп рассказывает, как под влиянием Берроуза он сочинил «идиотскую» песню «Gimme Some Skin» (в Париже Игги Поп общался с Брайоном Гайсином, и тот сказал ему: «Тебе надо обязательно познакомиться с Берроузом. Когда будешь в Нью-Йорке, позвони Джеймсу Грауэрхольцу»{485}). В конечном итоге, панк был все тем же молодежным неогностицизмом ХХ века – как дада, как леттристы и ситуационисты, как Берроуз и Гайсин. Грейл Маркус в своей генеалогии панка «Следы помады» пишет, что клич «Истины нет, все дозволено» стал общим девизом дадаистов, ситуационистов и панков{486} – тогда как мы знаем, что это девиз Хасана ибн Саббаха, Гайсина и Берроуза.
Сам Берроуз охотно шел на сближение с панками, узнав в их бешенстве те идеалы, которые он – в сильно утрированной форме – только что воспел в книгах о диких мальчиках. Впрочем, уже и «Голый завтрак» полнился карнавальными сценами, которые пришлись бы по вкусу и Сиду Вишезу (если бы тот умел читать): «На улицах всех стран буйствуют юные рок-н-ролльные хулиганы. Они врываются в Лувр и плещут кислотой в лицо Моны Лизы. Они открывают зоопарки, сумасшедшие дома, тюрьмы, разрушают отбойными молотками водопроводные магистрали, выдалбливают полы в туалетах пассажирских самолетов, меткими выстрелами гасят маяки, подпиливают лифтовые тросы, оставляя лишь тонкую проволочку, направляют в водопровод сточные трубы, бросают в плавательные бассейны акул и ядовитых скатов, электрических угрей и кандиру, ‹…› они загоняют на Черный рынок стада визжащих свиней, они срут на пол в здании ООН и подтирают жопу договорами, пактами, альянсами»{487}. Осторожно, панк идет!
Чувствуя солидарность с новой молодежной модой, Берроуз даже поспособствовал ее становлению своим пером – у него была авторская колонка в популярном рок-журнале Crawdaddy!. В фильме «Берроуз» солидный, остепенившийся битник Люсьен Карр спрашивает Берроуза: «Чем ты сейчас занимаешься?» – на что Билл отвечает: «Я читаю в панк-клубах, больше ничем».
При всем радикализме и нигилизме панк был все той же контркультурой, какой за двадцать лет до этого были битники: отрицанием буржуазных норм и высвобождением игры инстинктов. Биограф Виктор Бокрис прямо утверждает, что панк – это необит, а название, данное Ричардом Хеллом из Television панк-поколению – Blank Generation, пустое поколение – немногим отличается от Beat Generation, поколения разбитого (тут будто две части одного и того
