— Бартер хочешь, — без энтузиазма кивнула Нефедова.

— Гарантии. Ты мне, например, информацию о нахождении определенного человека, приближенного к Медведевым и…

— …И тем самым становлюсь соучастницей, если ты его угробишь. Отлично, я в деле! Но номер все равно тот же. Счастливо!

На том и попрощались. Напоследок Нефедова положила мне на стол наклейку, которая прилагалась к упаковке «Хубба Буббы». На наклейке была изображена девочка и надпись «Читаю мысли». Дружной компанией телевизионщики ушли. Заметив движуху, подсуетилась тетя Зина, убедилась, что столы вернули в первоначальное состояние. Я сдал все книги и газеты.

— Я у вас еще немного посижу.

— Голубчик, мы закрываемся, — ответила тетя Зина. — Завтра приходи. И читательский билет не забывай.

Эх, ну и ладно. Напрашиваться не стал, видимо, у Елены с работой еще не все. Или она просто про меня забыла? И вообще, не самый плохой способ отвязаться. Хотя в таком случае могла бы и сразу попрощаться. А что, если ее саму задержали? За стрельбу, за укрывание меня. Тогда вообще ждать бессмысленно.

Делать нечего, вышел на улицу. Темно, влажно, ветрено. Того гляди дождь начнется. Рядом шумел Невский проспект, мерцали фары проезжающих по Аничкову мосту машин. И сколько сейчас времени? Даже не додумался посмотреть в библиотеке, а возвращаться уже не хотелось. Ладно, главное, определиться, что делать дальше. Впрочем, много ли вариантов? Телефонная будка стояла как раз неподалеку, туда и отправился.

Выгреб из кармана жетоны. Сунул один в приемное отверстие, снял трубку и принялся наматывать диск аппарата, вводил номер с бумажки, которую вручила мне Елена.

Гудки.

Никто не отвечал.

Простоял минуту, положил трубку. Хотел было выйти из кабинки, но начался дождь, притом сильный. Редкие проходившие мимо пешеходы поспешили укрыться за козырьками зданий или ускорили шаг.

Не успел я толком подумать, как действовать дальше, зазвонил телефон. Я аж вздрогнул от неожиданности — как-то не ожидаешь от уличного таксофона, что на него кто-то решит позвонить. Может, Елена увидела, откуда звонили?

Снял трубку. Донеслось:

— У тебя проблемы. Стой на месте, Санитары уже здесь. — Голос раздавался отнюдь не женский. — Часы при тебе?

Хотел спросить: «Какие часы?», но не стал. Не те нужны интонации.

— А кто спрашивает? — медленно произнес я.

— Твой отец звал меня Атласом.

Глава 27

По телу пробежал холодок.

— Часы при тебе? — повторил голос.

— Часы? — переспросил я. — Ты спрашиваешь меня о часах?

Внутри разгоралась ярость. Ярость необъяснимая — и в то же время интуитивно понятная. Кто бы это ни был, где он был раньше? Неужели нашел меня только сейчас? Почему связывается таким идиотски-конспиративным методом, вместо того чтобы встретить лично?

В ответ была тишина. Я аккуратно огляделся: если незнакомец позвонил в таксофон, значит, видел, что я в нем нахожусь, и никак иначе. Мысли хаотично метались, как всполошенные птицы. То ли почудилось, то ли на противоположной стороне Фонтанки одиноко горел свет в окне. Чудилось, будто в окне стоял человеческий силуэт, прислоняющий к уху трубку.

Чудилось, потому что дождь замыливал стекло будки, а голова разрывалась от вороха мыслей и подозрений.

— Ты был там, с отцом, — сказал наконец я, словно решил что-то для себя. — В машине.

Уверенности в этом не было, но и других вариантов в голову не приходило. Кто еще здесь, в этом мире, может знать меня настоящего?

— Все это сейчас неважно.

— Ты позволил моему отцу…

— Таковы роли, — со сталью в голосе оборвал он меня. — Не я это придумал. Ты поймешь однажды. Если, конечно, доживешь.

Пауза. Потом опять:

— Значит, часов при тебе нет.

— Кто такие Санитары? — задаю встречный вопрос я.

— Те, кто пару дней назад чуть тебя не поймали.

— Ты и об этом знаешь, — резюмировал я. — Мог бы и помочь, раз на то пошло. Может, и часы бы эти проклятые не потерялись.

— Я был немного занят.

— Освободился? Как мне попасть в свою реальность?

— Тебе не нужно туда попадать. Все гораздо…

— Это не тебе решать, Атлас. Там моя родня, мои друзья.

— Ты несколько не понимаешь всей ситуации.

— Заодно и пойму. Встретимся на мосту с моей стороны, где горит вывеска аптеки.

— Слушай внимательно, — повысил голос Атлас. — Выйдешь сейчас из будки — и тебе крышка.

— Угрожаешь?

— Я угрожаю иначе. А сейчас всего лишь пытаюсь уберечь тебя, потому что дал слово твоему отцу. Медленно, очень осторожно оглянись по сторонам.

Сквозь дождь я заметил фигуры людей. С виду могло показаться, что это обычные проходимцы. Шли они медленно, в разнобой, кто куда. Все без зонтов. И, казалось, замедляли свой шаг до невозможного.

На небе сверкнула молния. Вспышка света осветила силуэты.

Санитары. Люди в пальто. Медленные, точь-в-точь похожие друг на друга, словно клоны. Я не видел, как они появились, но и уходить они пока явно не собирались.

— Пока ты в будке, они тебя не видят, — заговорил Атлас. — По крайней мере, до тех пор, пока я тебе помогаю.

— Почему я не должен думать, что это инсценировка с целью убедить меня, что ты мне помогаешь?

— Можешь думать все что угодно. Если будешь следовать моим советам — получишь результат. Решишь делать иначе — быстро пожалеешь.

— Ты говоришь загадками. Что тебе от меня надо?

— Очень многое. Но сейчас — стой неподвижно, если хочешь жить.

Мне это не нравилось. Разум подсказывал довериться неизвестному Атласу, как единственному, кто понимает больше остальных. Но возвращать меня домой он не собирается — уже странно. К тому же интуиция кричала не вестись на красивые слова. Разве что — информация. Информация — это очень полезно.

— Чего хотят эти Санитары? — не унимался я.

— Ничего хорошего. Пока ты не узнаешь, кто они, все равно ничего не поймешь.

— То есть говорить не хочешь.

— Если я расскажу все и сразу, это может пошатнуть твою психику. Или заставит тебя сделать отчаянные, ошибочные поступки. И это мягко говоря. Сейчас не время для длинных историй. Ты будешь знать столько, сколько я посчитаю нужным, и делать будешь то…

— Что захочу, — оборвал его я и приготовился открыть дверцу будки.

Что во мне играло, подростковое бунтарство? Нет, нечто большее. Таинственный Атлас не решался поговорить с глазу на глаз, не хотел явить себя и не хотел отвечать на нужные мне вопросы. Все это — в высшей степени игра не на равных. Даже если он действительно был другом или коллегой отца, то должен был знать, что меня сложно заставить идти у