Остановиться должен я.

Даю себе мысленно поблажку — только потрогаю, мокрая ли.

Провожу пальцами по внутренней стороне бедер. Там так горячо и мягко, что мне хочется ворваться в это местечко своим затвердевшим членом, чтоб утолить жажду страсти.

Отодвигаю гладкие трусики, ловлю очаровательный смущенный вздох и снова целую губы, осторожно покусывая их. Сожрал бы всю!

Давно так никого не хотел. И дело уже не в сексе. Чувствую восхищение этой милой пианисткой, которая давно завладела мной.

Оглаживаю мокрые набухшие складки. По пальцам аж течет.

С трудом собираю осколки соображения.

Я ведь обещал не трахать Нелли до свадьбы!

На краю сознания понимаю, что если сейчас завалю девственницу на диване, не прощу себе.

Я ведь принял решение сделать золотоволосую девочку своей женой.

С огромным трудом одергиваю руку из под юбки и упираюсь лбом в ее взмокший лоб.

— Поужинать спокойно не получится. А тебя съесть я пока не могу. Прости, Нелли, сильно вкусная ты, — пересаживаю птичку на диван рядом и поправляю член через штаны, который упирается в ремень и ноет от возбуждения.

— Ризван… — выдыхает таким томным и нежным голоском, что мне приходится сжать кулаки, чтоб не накинуться на малышку и не растрерзать ее как дикое животное.

— Иди к себе! — резко говорю и раздраженно. Я зол на себя за то что не могу сдержаться.

Мы ведь должны были поговорить, поужинать. Я должен был вручить предсвадебный дар. Хорошо провести время и лучше узнать друг друга.

А у меня только одна мысль в голове — какая Нелли мокрая и тугая между ног!

Девчонка одергивает подол платья и дрожащими руками приглаживает волосы. Смотрит на меня испуганно. Но в глубине морского взгляда я вижу искры неудовлетворенного возбуждения.

Она тоже хочет меня!

— Завтра я отвезу тебя к Городовым и буду просить твоей руки. Свадьбу сыграем в ближайшее время. Боюсь, что долго я не выдержу, — поясняю скупо, стараюсь не смотреть на красавицу ниже лица и не обращать внимание на то, как выпирают ее острые груди.

— А если я откажусь выйти за тебя замуж? — лепечет так тихо, будто боится моего гнева.

Ухмыляюсь над этим протестом, по детски глупым.

— Ты не хочешь быть моей женой?

Нелли кусает свои пухлые губки. И мне хочется остановить ее и самому их прикусить, плохо распробовал насколько они сладкие.

— Я подумаю, — вздергивает нос, чем веселит меня еще больше.

Какая же она наивная…

— Подумай, моя красавица! До завтра у тебя много часов для принятия положительного решения!

Глава 38

Нелли

На темной улице перед домом остановился тюнингованный джип. Как и все недели до этого он приезжал и стоял в тени соседского дома каждую ночь с двенадцати. Из приоткрытого окна я видела клубы рваного дыма и знала, каких неймоверных усилий водителю стоит не сорваться и не войти силой в наш дом, не взвалить меня на плечо и не уволочь в свою берлогу.

Внушительная фигура Ризвана Курбанова не раз мелькала и среди белого дня.

После моего воссоединения с семьей, Ризван приезжал ко мне свататься. Но услышал твердый и непоколебимый отказ.

Я выслушала все его доводы, и он даже выдавил из себя скупое признание в любви.

Но!

Я была слишком молода, чтоб становиться женой этого тирана. При этом всем я была ему очень благодарна за помощь с опекуном, за поддержку, когда мне было плохо и требовалась квалифицированная помощь врачей.

Однако, я не собиралась разделять жизнь с мужчиной, который начал наше общение с насилия и требовал, чтоб я в восемнадцать лет вышла за него замуж.

Мне нужно было время разобраться в себе, доучиться в институте, получить востребованную профессию и работать. Приносить пользу своей семье и помогать родителям.

В моей голове зрел миллион один план на будущее, которые я не готова была похоронить от требований варвара.

Все лето мы с родителями провели на даче.

Однажды я услышала, как отец рассказывал матери, что Джеррит Швайгеров объявился в его офисе и предлагал за меня деньги.

Потом пошли очередные угрозы, что если отец не выдаст меня за него замуж, то он разорит весь семейный бизнес.

А потом папа удивлялся. Приглушенным голосом поведал матери, что Джеррит сам начал терпеть убытки в бизнесе. И на всю Европу гремела новость про то, что его фармакалогическая компания не прошла аудит проверку специалистов. Будто в лабораториях его предприятия нашли производство запрещенного препарата, вызывающего у людей состояние близкое к смерти. Замедление сердцебиения, дыхания и парализованность конечностей.

Мнимая смерть, вызываемая этим ядом могла исчезнуть, если ввести антидот. Люди, которым не вводили сыворотку умирали от искусственно вызванного сердечного приступа.

Получалось, что мой Захар Данилович воспользовался этим препаратом, чтоб инсцинировать мою смерть и подстроил скорые похороны, на которых родители уже попрощались со мной. Думали, что потеряли меня навсегда.

А еще я уверена, что наказание Джеррита это дело рук Ризвана Курбанова. Ведь его отец также умер от сердечного приступа, как и жена Швайгерова, которую тот намеренно убил.

Папа говорил, что в тюрьме Джеррит получит по заслугам. У Курбановых везде свои люди, готовые в любой момент услужить. И словно случайно уронить зарвавшегося немца на ржавый штык, инсцинировав самоубийство ему самому.

Лето пролетело слишком быстро. Настало время учебы в гуманитарном университете. Я выбрала профессию переводчика и готовилась окончить его экстерном. За свои знания языков я могла поблагодарить Захара Даниловича, он вложил в мое образование много сил и денег.

Он сам сделал неверный выбор в сторону темной стороны и поплатился за него.

Ризван рассудил всех моих обидчиков, наказал и подарил мне свободу.

Только почему он продолжал изо дня в день приезжать ко мне под окна и сидеть в машине, навещал меня в арт галерее и приносил разные восточные сладости и подарки?!

Я чувствовала, что он не ожидал такой длительной борьбы за мое внимание. Иногда он злился, слыша очередной отказ. Но сдерживался и молча уходил.

А на мои доводы про университет он сначала возмущался и обещал обустроить мою жизнь, а совсем недавно смирился.

Сказал, что пусть будет так, как я хочу.

* * *

В первый день я шла в универ с приятным волнением в сердце. Моя группа заочников была очень разношерстная и по национальностям и по возрастам.

На стационар, где на первый курс приходили учиться шестнадцатилетние студенты, я не хотела идти. Там я себя ощущала б старухой.