за заботу и внимание. А я? Я хочу наконец выбросить его из своих головы и жизни. Он, словно назойливая пиявка, вцепился в меня и пьет кровь огромными порциями. Мне кажется, я даже могу почувствовать, как слабеет мой организм и наваливается темнота. Или это от лекарств. Не важно. Мне нужна передышка в виде сна без сновидений, чтобы напряжение, сидящее во мне двадцать четыре часа в сутки, ненадолго ослабело.

Глава 35

В день выписки я сижу на кровати и осматриваю свои нехитрые пожитки. В палату входит медсестра и с довольной улыбкой протягивает мне документы.

– Теперь вы свободны, – говорит Олеся, подмигнув. – Но берегите себя, вам пока нельзя болеть. Может, стоит курточку купить потеплее, – кивает она на мой пуховичок на рыбьем меху.

– Спасибо, – отвечаю, не желая объяснять посторонней женщине, что финансово этой осенью я не потяну новый пуховичок.

Я решила не забирать маму из санатория. Все дни, которые я провела в больнице, она присылала их с Аришкой фотографии и видео. Они настолько счастливы там, что с моей стороны забрать их было бы практически преступлением. Поэтому я решила не вмешиваться. Но и сама я туда не поеду. Не хочу еще больше быть обязана Кириллу.

Когда я выхожу из больницы, ко мне решительным шагом направляется мужчина. Он идет так быстро, что я даже отхожу в сторону, думая, что он пройдет мимо, но он останавливается напротив меня.

– Добрый день, Мария. Я – Алик, водитель Кирилла Петровича. Он сказал отвезти вас в Ворзель.

Я несколько секунд молча хмуро смотрю на этого Алика, пытаясь осознать, что сейчас происходит. А потом медленно качаю головой.

– Я ни в какой Ворзель не поеду.

– Как это? – теперь хмурится он. – Но Кирилл Петрович…

– Может катиться к черту, – решительно отвечаю я, а потом достаю из кармана новый телефон и вкладываю в руку этого Алика. – Передавайте ему привет.

Обхожу водителя и топаю через больничный двор на выход.

– Погодите! Мария, я не могу вас просто так отпустить! – догоняет меня и идет рядом.

– Скрутите и повезете в санаторий насильно лечить? Пожалуй, я откажусь. Но спасибо за инициативу.

– Он мне голову открутит, если я вас отпущу.

– А вы просто не держите. До свидания, Алик.

Он притормаживает, а я проскальзываю через калитку и иду по тротуару к ближайшей остановке. В смысле, я думаю, что она в том направлении. Потому что я понятия не имею, где вообще нахожусь. И денег у меня при себе нет, потому что сумку, конечно, никто не удосужился отправить вместе со мной в больницу. Прикусываю губу, натужно силясь понять, где я и как доберусь домой.

Начинает накрапывать мелкий, холодный дождь, и я кутаюсь в куртку, которая уже совсем не греет. По крайней мере, от противного ветра немного защищает, и то хорошо. Я не успеваю отойти слишком далеко от больницы, как рядом со мной притормаживает машина.

– Мария, – зовет в открытое окно Алик. – Давайте я вас хоть куда-нибудь подвезу, вы же замерзнете. Так проще было остаться в больнице, потому что заболеть в такую погоду – раз плюнуть.

Я кошусь на машину, которая уже полностью остановилась, и решаю все же воспользоваться добротой Алика. А что еще мне остается? Устраиваюсь на заднем сиденье теплого салона и вздрагиваю от контраста.

– Спасибо, что согласились.

– Спасибо, что подвозите.

Машина трогается с места, и только тогда я соображаю, что ключей-то у меня тоже нет.

– Знаете, Алик, – подаюсь немного вперед, – отвезите меня по другому адресу.

– К Кириллу Петровичу?

– Нет, к… подруге. У нее есть запасные ключи от моей квартиры.

Алик молча тянется к бардачку, достает оттуда что-то, а потом протягивает мне. Я на автомате забираю, и мои глаза расширяются, когда в моей ладони оказываются ключи.

– Это что?

– Новые ключи от вашей квартиры.

– Не поняла?

– Простите, но я не в курсе нюансов. Кирилл Петрович просто попросил передать вам ключи, если вы не согласитесь поехать в Ворзель или к нему, и сказать, что замки в вашей квартире поменяны.

– Но зачем? – шепчу скорее себе, чем ему. Но Алик слышит, а в ответ просто пожимает плечами.

У дома, поблагодарив водителя, я выхожу и топаю к подъезду. На несколько секунд зависаю перед входной дверью, хмурясь. Эта дверь не запиралась никогда на моей памяти. Домофон был выжжен, словно напалмом, а ручка разболталась настолько, что просто прикрыть дверь плотно было проблематично. Сейчас же на дверь приварена новая ручка, которая не проворачивается, а слева расположилась панель новенького домофона. Нащупываю в кармане ключи и прикладываю магнитный к домофону. Он пиликает, и я слышу щелчок открываемой двери.

В квартиру поднимаюсь, уже совершенно обессиленная. Кто бы ни был благодетель, поставивший новый домофон, лифт он, увы, так и не починил. Замки на входной двери в квартиру действительно открывается новыми ключами. Этих замков теперь два, и они не такие хлипкие, каким был старый. Во мне поднимается раздражение, потому что Кирилл позволяет себе слишком нагло вторгаться в мою жизнь. Санаторий, мое лечение, теперь еще эти замки. Не удивлюсь, если домофон – это его рук дело.

Бросив ключи на тумбочку, я сбрасываю пуховик и обувь. Всовываю ноги в тапочки и иду на кухню поставить чайник. Надо бы сходить за продуктами, дома наверняка ничего нет. Но не сейчас. Сначала я высплюсь как следует, наберусь сил и… Застываю, открыв дверцу холодильника. Он забит под завязку. Какие-то контейнеры, составленные аккуратными стопками, между ними торчат колбаса, сыр, йогурты, а в ящике внизу разнообразные овощи и фрукты, некоторые из которых я видела только на картинках.

Ставлю чайник на плиту, ощущая себя каким-то зомби. Я пытаюсь контролировать волну ярости, поднимающуюся во мне. Даже не так. Я пытаюсь ее подавить, потому что вроде как Кир заботится обо мне и моей семье, а меня разрывает на части от вторжения в мою жизнь без приглашения. Свист чайника вырывает меня из задумчивости, и я на автомате заливаю заварку. Хочется съесть что-нибудь, но ощущения такие, словно если я возьму хоть что-нибудь из холодильника, то сдамся и признаю, что вторжение Кира было вполне нормальным явлением.

Все это еще больше злит, поэтому я хватаю со стола свой старенький телефон и набираю этого нахала.

– Привет, Маш, – спокойно здоровается он, как будто ничего не происходит.

– По какому праву ты лезешь в мою жизнь?! – рявкаю я, наконец выпуская наружу все насильно приглушенные чувства.

– В каком смысле? – нарочито вкрадчиво переспрашивает он.