– Все хорошо, спасибо. Проходит реабилитацию.

– Рад за нее. Рад, – повторяет он, глядя то на меня, то на Порфирьевну.

Ни черта он не рад. Он с моей мамой практически непримиримые враги. Как и я с ним теперь после того, как он предложил мне сдать ее в хоспис. Мол, ей-то уже пофигу, а нам надо как-то строить нашу жизнь. Тогда случился наш первый серьезный конфликт, после которого Антон стал приходить на ночь все реже. Он постоянно ссылался на важные дела, загруженность на работе, усталость, экзамены в ВУЗе, в котором работал преподавателем. В общем, у Антона были виноваты все, кроме него самого. А потом выяснилось, что причиной его редких визитов является измена.

Я узнала об этом, как водится, случайно. В один из дней, когда мне нужна была помощь с мамой, он меня подвел. Я тогда была уже на седьмом месяце беременности, так что пришлось спустить на помощь от больницы всю зарплату. Маму нужно было везти в клинику. Антон пообещал, что поможет с этим, но в последний момент перестал отвечать на звонки. Самой тащить маму мне было не под силу. Так что пришлось вызвать больничную машину для перевозки инвалидов, и выложить за это немаленькую сумму.

Определив маму в больницу, я поехала к Романцову в институт. Во мне так кипела ярость, что я хотела разорвать его на мелкие клочки. Или хотя бы наконец определиться, вместе мы все же или нет.

Я вошла в деканат его факультета и спросила у миловидного секретаря, где могу найти Романцова. У нас завязался диалог. Она слишком подозрительно подробно выспрашивала меня о том, зачем я его ищу, а меня это бесило еще сильнее. Тогда-то я и сказала, что я его девушка. Она нахмурилась и ответила, что его девушка – это она. Выясняя, кто же больше ему девушка, мы пришли к тому, что он начал встречаться с ней сразу после того, как я забеременела. А мне рассказывал, что не спит со мной, потому что боится навредить ребенку. Мол, знаю физиологию, понимаю в ней, но иррациональный страх сильнее меня. Это был не страх, а нежелание.

Но самым лучшим в этой ситуации было лицо Антона, когда он вошел в деканат и застал меня со своей второй девушкой. Я оставила этого недоумка ей, потому что со скандалами, судя по тому, как она орала на него, Анастасия справлялась лучше меня. Мне же стоило поберечься ради будущего ребенка. Так что я ушла, хлопнув дверью, а на следующий день выставила немногочисленные вещи Романцова из своей квартиры, сбросила ему сообщение, чтобы забрал и заблокировала во всех мессенджерах.

Потом, когда родилась Ариша, он пришел познакомиться с дочкой. Тогда-то мы и решили, что ради нее будем поддерживать нормальные отношения. Все равно чувств между нами никаких не было, по большому счету, так что и ругаться повода не было. Предал, конечно, но я в тот момент была больше озабочена маминой реабилитацией и своим положением, чем спасением отношений, которые в спасении не нуждались. Кстати, затраты на скорую, на которой маму забрали на реабилитацию, Романцов мне возместил, приятно удивив.

А еще мне очень нравилось, что его в нашей с Аришей жизни не было. Антон совершенно не интересовался ребенком. Только если речь заходила об алиментах, которые он исправно платил даже без решения суда, или когда мы вот так сталкивались на улице.

– А с вами что? – спросил он, кивая на Порфирьевну.

– Ногу сломала. Ничего, скоро заживет.

– Мгм, – он кивнул, вряд ли даже услышав ответ, и перевел взгляд на меня. – Машуля, может, встретимся как-нибудь? – спросил он, окидывая меня взглядом с головы до ног.

– А она занята, – вклинилась моя клиентка, не дав мне даже рта раскрыть. – Вряд ли ее мужчина будет рад тому, что она встретится с вами.

– Мужчина? – спросил, цокнув языком, Антон, и еще раз окинул меня взглядом. Ага, на мне тот же пуховик, что и три года назад. – Тогда попроси своего мужчину одеть тебя теплее.

Мои щеки резко вспыхивают от стыда и негодования. Еще одна черта Романцова – бестактность. Он может зарядить нечто эдакое, даже не задумавшись о том, что это может обидеть человека. Я понимаю, что сейчас он вроде как оскорбил моего призрачного мужчину, а стыдно почему-то мне. Наверное, потому что я сама себе мужчина, которая не заработала на приличную верхнюю одежду.

Разозлившись, я впиваюсь в Антона взглядом.

– Тебе пора.

– Да. Рад был познакомиться, – он с улыбкой машет Порфирьевне и переводит взгляд на меня. – Если все же надумаешь встретиться, набери.

– В следующей жизни, – бросаю резко и отворачиваюсь. Хватаю за ручки коляски и увожу Порфирьевну от этой скамейки.

– Машенька, а кто он? – спрашивает неугомонная старушка.

– Старый знакомый, как я и сказала.

– Близкий, наверное, раз позволяет себе делать такие замечания.

– Просто беспардонный, – отвечаю я и сразу перевожу тему на нейтральную. Вижу вывеску в художественной галерее и предлагаю Порфирьевне зайти насладиться искусством, на что она с радостью соглашается.

Глава 32

 Как-то сильно похолодало сегодня. И солнце вроде вышло, и даже большинство людей надели легкие куртки вместо пуховиков. А я кутаюсь в свою на рыбьем меху и глубже прячу нос в широкий шарф. От остановки до дома Кирилла практически бегу, стуча зубами. Мышцы начинает ломить уже у самого подъезда, тогда-то я и понимаю, что вероятнее всего, заболела. Торможу, поставив ногу на первую ступеньку. Может, не стоило бы идти к старушке в таком состоянии? С другой стороны, а кто о ней позаботится? Не вечно же занятый Кирилл будет ей помогать добраться до туалета. И уж точно не его тусовщица-жена. Что я и поняла за это время, так это то, что Вероника даже о себе толком не может позаботиться.

Когда я вхожу в квартиру, сразу слышу звук работающего телевизора.

– Жена кандидата в мэры столицы была замечена на громкой тусовке на острове Ибица. Эта тусовка ознаменовалась присутствием многих представителей шоу-бизнеса из разных стран, морем алкоголя и, поговаривают, даже наркотиками, которым не было предела. Как отмечает наш источник, побывавший на этом празднике жизни, Вероника Руденко не сдерживала своих порывов, отрываясь по полной… – вещает ведущий каких-то светских сплетен, пока Кирилл нервно меряет шагами гостиную, приложив к уху телефон. Приглушает