Шрифт:
Закладка:
— И почему я не удивлен? — от смеха у неандертальца слезы выступили. — Ты даже родилась с приключениями!
История моего рождения нередко становится предметом шуток среди родственников и друзей, но почему-то именно реакция босса задевает. Но не успеваю я обидеться, как он тут же добавляет с улыбкой:
— Наверное поэтому такая… удивительная. — И все, я вновь растеклась лужицей на солнце. — Так, а почему крестную-то не любишь?
— С тех пор родители на нее чуть ли не молятся. Я тоже в детстве ее очень любила. Считала второй мамой. Но на мой двенадцатый день рождения папа организовал пикник, пригласил родственников, друзей. И вот играем мы с моими двоюродными братьями в прятки. Я спряталась в кустах и увидела ее с моим отцом. Он отвел ее подальше от гуляний, прямо к этому кусту. Крестная была пьяна и признавалась ему в любви, говорила гадости о моей маме.
— А что твой отец?
— Сказал, что сделает вид будто ничего не слышал, так как она пьяна, но попросил больше никогда не поднимать этот разговор. Было так странно слышать такую злость в его голосе. Он у меня самый добрый человек на свете. После она стала все реже общаться с мамой, а потом и вовсе переехала в другой город. Вышла замуж. А я с того дня ненавижу свое имя. Знаю, что глупо, но ничего не могу поделать.
— Я тебя понимаю. Больнее всего нас могут ранить самые близкие, — невесомо касается губами моего виска. Этот жест вызывает такое трепетное чувство внутри, что даже страшно становится. Никогда не испытывала прежде такое щемящее ощущение радости и нежности.
Лежать бы так вечность, но мешает пиликанье телефона Озёрского. Судя по звуку на него обрушился шквал сообщений. Неловко перевалившись через меня он тянется к своим брюкам, успевая при этом лапать меня за филейную часть.
— Черт, — выдыхает он и вскакивает. — Мне нужно ехать.
— Что-то случилось?
— Да, я опаздываю на самолет.
— Ты куда-то летишь? — ошарашенно наблюдаю, как он поспешно одевается.
— Да, меня не будет пару дней.
Мне не нравится, что он отвечает столь односложно, но при этом не знаю, уместно ли расспрашивать его и дальше. Имею ли вообще право на это.
— Проводишь? — склонившись целует в губы, порывисто и жадно, чем тут же заглушает тревожные мысли.
Заворачиваюсь в одеяло, так как мой халат валяется слишком далеко, а щеголять перед ним в костюме Евы не решаюсь. С грустью и каким-то необъяснимым чувством отчаяния смотрю, как он обувается.
— Лада, пока меня не будет веди себя хорошо. Не вляпайся во что-нибудь. Справишься? — Озёрский крепко прижимает к себе, кажется он и сам не хочет уходить или это я придумываю.
— Только пару дней. На третий могу и учудить чего-нибудь, — отвечаю капризно, за что тут же получаю шлепок по попе. Ничего не могу поделать. Я слишком расстроена его скорым отъездом, а нас, девочек, нельзя бросать сразу после секса.
— Ладно, напроказничаешь — накажу, — улыбается похотливо.
Несколько минут назад я пребывала в таком приподнятом настроении, даже успела размечтаться о всяком девичьем, а меня так сразу плашмя сбросили с небес на землю.
Закрыв за ним дверь тяжело вздохнула и пошлепала в ванную, в надежде, что вода смоет не только запах Озёрского, но и навязчивую мысль о том, что мной просто воспользовались и я в конечном счете пожалею обо всем.
31
Не зря говорят — утро вечера мудренее. За ночь здравомыслие вновь вернулось ко мне. Подумаешь Озёрский свалил сразу после секса. Это еще ничего не значит. Он же руководит крупной компанией, мало ли какие у него дела.
Твердо решив не накручивать себя отправилась на работу. Весело и в припрыжку. С удовольствием снова и снова прокручиваю в памяти его признания, тихий шепот. Краснею, когда перед глазами всплывают картинки нашей близости. Это было… ох! Словами не описать.
И даже, будто сорвавшийся с цепи Григорий Максимович с целой кучей заданий не смогли ни на йоту снизить градус моего настроения. Жизнь прекрасна, я прекрасна, а Озёрский так и вовсе выше всяких похвал.
— А что это мы сегодня такие довольные? Настолько рада лыжи навострить? — недовольно бурчит Марина. Она до сих пор злится на меня за решение уволиться. Что, кстати, не мешает ей уплетать за обе щеки пирожные, которые я принесла.
Ну, а я не спешу ее радовать новостями. Марина моя подруга, и я уверена, что она никому не разболтает о нас с Озёрским. Но признаться ей пока не могу. Мне бы самой сначала разобраться, что происходит.
А если я сейчас сообщу ей, что остаюсь, то подруга непременно устроит допрос, к которому я совершенно не готова.
— Просто день хороший, — отвечаю уклончиво.
— Я вчера переписывалась с одногруппницей. Сети аптек требуется сотрудник в маркетинговый отдел. Я замолвила за тебя словечко, ждут на собеседование. Не могу гарантировать, что возьмут, но если не дураки, то должны тебя с руками-ногами оторвать.
— А-а-а… эм… спасибо, Марин, — выдавливаю из себя слова благодарности.
— Номер Лары скину. Позвони ей. Спасибо за пироженки.
Подруга быстро ополаскивает свою кружку и уходит, оставляя меня одну на кухне.
Черт! Черт! Черт! И что же делать? Мой начальник и весь отдел уже знают, что я написала заявление об увольнении. Может я и драматизирую, но как я объясню людям, что никуда не ухожу? С чего вдруг перемены? С одной стороны понимаю, что не обязана перед кем-либо отчитываться. Но кажется, что все вокруг поймут причину резкой смены моего курса. А мне бы этого не хотелось.
Казалось бы, что такого? Я не первая в мире сотрудница, которая завела роман с боссом, но мне не хочется торопить события, и уж тем более опошлять происходящее. А коллеги наверняка не преминут возможностью облачить наши отношения с неандертальцем гнусными сплетнями.
Не помню, когда в последний раз была настолько растеряна.
Ладно, подумаю об этом позже. Может и неплохо будет сходить на собеседование. Как минимум проверю себя. Узнаю цену себе, как сотрудника.
Остаток дня провела за компьютером. Григорий Максимович грозился уволить меня по статье, если к пяти часам не сдам отчет. Но как бы я ни была загружена делами, сомнения пробивались в мысли.
Озёрский уехал по делам. Хорошо. Но это