Мирта

Я так измучилась минувшей ночью, но уснуть все равно не могу. Я жду Энтони, держа револьвер наготове, и при каждом скрипе и шуме сердце готово выскочить из груди.

Связи по-прежнему нет — учитывая масштабы разрушений, вызванных ураганом, ее еще долго не восстановят, а если принять во внимание, что мы отрезаны от остального мира, то легко представить себя на этом крохотном острове как в полном одиночестве, так и в многолюдной компании. Интересно, здесь есть любители рыться в мусоре под покровом ночи? Опасения Энтони были не напрасны — непонятно, когда нас спасут, а еда и питьевая вода станут проблемой, весьма вероятно, очень скоро.

Какой-то шум нарушает относительную тишину ночи — шорох, за которым слышится звук шагов по деревянному крыльцу веранды.

Сжимая в руке револьвер, я с колотящимся сердцем иду из гостиной к входной двери.

— Это я, — звучит знакомый голос, и я открываю дверь в тот момент, когда Энтони ступает на веранду.

Я бросаюсь ему навстречу, и на полпути мы встречаемся — он чуть подается назад под моим весом и смыкает руки у меня на талии.

Мы стоим, вцепившись друг в друга, и не произносим ни слова. Что тут говорить? Ощущение такое, что за последние сутки мы прожили целую жизнь — я совершенно опустошена и натянута как струна. Единственное, чего мне сейчас хочется, — это про все забыть.

Я хочу Энтони.

Я прижимаюсь губами к его губам, давая волю телу.

Наш поцелуй меняется, и я чувствую в нем такую же отчаянность, какая живет во мне, — из податливого его тело становится властным. Уже в тот момент, когда наши губы соприкасаются, я понимаю, что это объятие не похоже на те, которые случались между нами прежде: возможно, он сдерживал себя и теперь я вижу его с новой стороны.

Или он просто так же, как и я, потрясен увиденным сегодня.

Мы опускаем руки — я смотрю на него, и вдруг внутри меня будто что-то размыкается.

— Почему ты захотел на мне жениться? — требовательно спрашиваю я.

В ушах раздается мамин голос, пеняющий мне за прямолинейность, но у меня нет сил к нему прислушиваться.

— Потому что я хотел тебя.

Его слова вызывают во мне трепетный отклик.

— А ты всегда получаешь то, чего хочешь?

— Почти всегда.

— И чего именно ты хотел? От меня?

— Всего.

Сердце ухает и замирает.

— Я хочу, чтобы ты уважала меня. И не хочу, чтобы ты об этом сожалела, — он делает глубокий вдох. — Я хочу, чтобы ты меня любила.

— Я тоже этого хочу, — признаюсь я, сама удивляясь тому, насколько это правда. — Но ты не можешь хотеть этого и не отдавать мне себя взамен. Почему ты захотел меня? Почему именно меня? Может, до тебя дошли слухи, что мой отец в отчаянном положении, а я — довольно хорошенькая и соответствую твоим запросам?

— Нет. Ты себя недооцениваешь.

— Я научилась смотреть на вещи прагматично.

— Тебе больше не надо об этом беспокоиться.

— Разве о таких вещах можно перестать беспокоиться?

— Пожалуй, нет. Но я был с тобой знаком. В некотором смысле.

— Ты про тот день в библиотеке…

— В тот день в библиотеке мы разговаривали в первый раз, но впервые я увидел тебя не тогда, а раньше, возле своего отеля. Ты шла с подругами. На тебе было платье, которое я никогда не забуду, — он умолкает, точно воспоминание заслуживает особого отношения.

— А какого цвета было платье? — спрашиваю я, желая стать частью этой истории, о существовании которой прежде не догадывалась.

— Голубое.

Мне смутно помнится тот вечер — пора невинных радостей и блеска, один из многих в длинной веренице, подобно жемчужинам, нанизанным на нитку, как ожерелье у меня на шее.

Рука Энтони тянется к моей талии.

— Вот здесь оно было облегающим, и, увидев тебя, я подумал, что смогу сомкнуть руки у тебя на поясе. — Я с изумлением смотрю на обнимающие меня руки. — Вот так, — добавляет он и сглатывает. — У тебя развевалась юбка. — Его руки спускаются ниже, скользят по моим бедрам, ласково касаются их.

— Я помню это платье, — отвечаю я, слабея.

— Тогда я подумал, что ничего прекраснее тебя я в этой жизни не видел.

— Ты не заговорил со мной.

— Нет. Да и кто осмелился бы — с моей-то репутацией? Я даже никогда не думал, что наши пути снова пересекутся. Ты возникала в самые неожиданные моменты, мерещилась мне по всей Гаване — твой локоть, изгиб шеи, взмах твоей юбки, — ты стала моей навязчивой идеей, как мелодия, от которой невозможно отделаться.

— Еще романтики, — поддразниваю его я, хотя сердце барабанит в груди, потому что это действительно романтично — мысль о том, как этот мужчина выглядывал меня на улицах Гаваны, очень возбуждает, хотя я понимаю, что подобные порывы не являются надежным основанием для счастливого брака и честного партнерства.