— Изволь, расскажу, — кивнул гость. — Свет взбудоражен новостью о том, что некто Никто практически полностью разорил графа Жарко. Сожрал, так сказать, и не подавился.

— Загадками говоришь, князь, — буркнул Илларион Филиппович.

— Никаких загадок, дорогой друг. Так вот этот Никто, по слухам, вознамерился точно так же покусать некоего князя Громового за пухлые бока, отщипнуть, так сказать, часть в свою пользу, с процентами.

— Это кто ж такой бессмертный нарисовался в наших краях? Часом скудоумием не страдает? — фыркнул князь.

— А вот тут ты почти угадал, — ледяным тоном продолжил гость. — Насчёт бессмертия. Пока не проверял, но… — мужчина сделал глоток, полюбовался на огонь, сознательно не замечая, как заёрзал князь Громовой в своём кресле, не решаясь поторопить. — Но подозреваю, убить его практически невозможно. И ты, ваше сиятельство, любезный друг мой Илларион Филиппович, должен быть благодарен, что этого бешеного пса лично мне удалось удержать на поводке и оттащить от твоего горла, указав на другую цель. Так что, дорогой друг, за тобой должок.

Гость допил коньяк и поставил бокал на столик, с лёгкой улыбкой глядя на взбешённого князя.

— Что-о? Я⁈ Должен⁈ За этого слабака? Да я его одним пальцем пришиблю! — взревел Громовой, не выдержав усмешки на лице гостя.

— А, так всё-таки следишь за новостями-то, князюшка? — поддел мужчина разбушевавшегося хозяина. — Ну, будет, будет, силу-то прикрути, Илларион Филиппович. Как бы дурного не вышло.

В кабинете ощутимо похолодало, даже огонь в камине и тот словно меньше стал.

— Извини, — буркнул князь громовой. — Удивил ты меня, друг, прямо скажем, неприятно удивил. Должок какой-то выдумал за слабосилка, — проворчал Илларион Филиппович, разливая коньяк по пустым бокалам.

— А вот тут ты не прав, Илларион Филиппович, — гость улыбнулся. — Этот слабосилок, — мужчина выделил голосом слово «слабосилок». — В одиночку вынес виконта Дыевича. Тебе ли не знать, какой уровень у виконта… Был. Повторюсь, чтобы ты меня услышал: в одиночку, не сильно напрягаясь. А затем умудрился вызнать про тайник Дыевича и нарыл там такой любопытный компромат… — гость довольно цокнул языком. — Поверь, дорогой князь, моему ведомству этих материалов хватит на очень много лет успешной и плодотворной работы по изъятию активов в пользу Отечества. Про «они первые начали» я уж вообще молчу… — ухмыльнулся рассказчик.

— А? — на лице князя застыло изумлённо-недоумённое выражение.

— Не обращай внимания, — отмахнулся гость, поднимая бокал. — Нашего дела это не касается.

— Удивил… — князь Громовой качнул головой, опрокинул в себя коньяк, хмуро глянул на собеседника. — И куда ты его… перенаправил?

— Косточку сахарную подкинул, — гость ухмыльнулся. — Хороший коньяк, Илларион Филиппович. Прям душу греет. Уважил так уважил.

— Не томи ты, — пробурчал князь Громовой.

— Ну так графа Жарко шесть лет назад кто к ногтю прижал?

— Европейские оружейники, — нахмурился Илларион Филиппович.

— Вот! Цверги — вечные конкуренты всех нормальных деловых людей. Вот на них я его и перенаправил. Сейчас он этих недомерков малость погрызёт, за холку потреплет, чтобы в его отсутствие не вздумали даже смотреть в сторону его сестрицы. Ты, кстати, надеюсь, в курсе, что государь-император вернул единственной наследнице рода исконные земли? — невзначай поинтересовался гость.

— Что? Да как так? — опешил князь Громовой.

— Я лично вручил девице сию бумагу, — гость отпил из бокала и продолжил. — Так вот, как только он цвергов приструнит, сразу уйдёт в глубокий рейд в Навь.

— Куда? В Навь? Да ты шутки шутишь, что ли? Или… он, правда… бессмертный? — взбеленился было князь Громовой, но под конец из его голоса исчез скепсис и старый лис уверенно закончил свою мысль. — Он там и сдохнет. Туда ему и дорога!

Бокал опустел, воцарилось молчание, нарушаемое только бульканьем жидкости, льющейся из пузатой бутылки.

— Очень сильно в этом сомневаюсь, — прерывая затянувшуюся паузу, произнёс гость, его глаза блеснули. — Не бессмертный, но определённые способности к выживанию имеются. И он вернётся, Илларион Филиппович, уж будь уверен. Вернётся живой, хоть и сильно потрёпанный. Весь в крови, но с вражескими головами в сумке и с выполненным приказом. И это будет тем самым подвигом, который государь наш батюшка оценит по достоинству.

— Мне-то с чего волноваться? — отмахнулся князь, чувствуя, как напряжение нарастает. — Я не собираюсь быть частью этой игры.

— Илларионушка, — гость вздохнул, и голос его стал мягким, словно он разговаривает с несмышлёным ребёнком. — Что ж ты такой упёртый-то? Вот тебе мой совет: мирись.

— Что-о-о? — взревел князь Громовой и швырнул бокал в камин, отчего огонь на мгновение вспыхнул ярко и тут же вернулся к прежнему ровному горению. — Я? Мирись? Мне, князю Громовому идти на поклон к этой царской дворняге⁈ Не бывать этому!

— Ты выражения-то выбирай, князь, — взгляд государственного волкодава потяжелел, голос заледенел.

— Прости, Саша, погорячился я, — Громовой моментально остыл, плеснул в пустую кофейную чашку коньяку и тут же опрокинул в себя. Налил ещё, сжал фарфор в ладони и задумался. — Мирись, говоришь… легко сказать. Мальчишка меня ненавидит. Руку протяну, не укусит, в горло вцепится мёртвой хваткой, — Илларион Филиппович покачал головой. — И как к нему подступиться?

— Есть у меня одна идейка, тебе понравится, — уверенно ответил гость. — Будь умнее. В этом мире ты либо играешь, либо остаёшься на обочине.

Громовой задумался, сосредоточенно нахмурил брови, что-то прикидывая, затем вздохнул, покосился на друга и поинтересовался:

— И что, по-твоему, я должен сделать? — недовольно произнёс князь.

— Наташу пошли, — ответил гость с лёгкой улыбкой. — Всё равно кроме него ей больше никто не мил.

В словах старинного гостя звучал намёк на детскую влюблённость человека, которого они обсуждали. Князь Громовой скривился, будто укусил лимон, но не мог не признать, что повзрослевшая девочка-подросток, став своенравной девушкой, не слишком хорошо укладывался в образ послушной невесты для любого жениха.

Илларион Филиппович открыл было рот для очередного возмущения, но вдруг призадумался. Князь, неторопливо прихлёбывая коньяк, мысленно вычленял все намёки, которые прозвучали в разговоре, и пытался соединить их в единую картину.

Громовой покосился на молчаливого собеседника и продолжил думать: если старый друг не врёт, (а он не врёт, не