— Нет! — не выдержав, отчаянно крикнул Гиз. — Оставь нас!

— Оставлю, — тотчас ответил мертвяк, остановившись. — Но вы должны кое-что для меня сделать.

— Что? — Гиз понимал, что совершает ошибку, разговаривая с мертвецом, но и остановиться уже не мог.

— Кхутул. Запомните это имя. Это все, что я прошу. Кхутул…

Небо вдруг почернело, и холод сжал сердце Гиза. Перед глазами все помутилось, мир закачался, поплыл, стал растворяться, превращаясь в серое струящееся марево.

— Кхутул… — вновь прокатилось глухим громом. — Кхутул…

Проклятое имя — имя проклятого…

Гиз закричал, поняв, что сейчас случится что-то страшное, и с ножом в руке бросился на превращающегося в дымку мертвяка.

«Кхутул», — гремело в голове.

Гиз вонзил нож мертвяку в глаз, и словно сам окривел. Он выдернул засевший в груди мертвяка тесак Огерта, и ощутил боль в ребрах.

Кхутул…

Он бил, сек, рубил, резал, колол. Он уворачивался, отпрыгивал, наскакивал.

Он не понимал, что делает. Дар подчинил его. Дар охотника.

Он видел — не глазами видел, а душой, даром своим — какой-то скользкий серый узел внутри мертвяка, похожий на шевелящийся клубок червей.

Мертвяк сам был своим хозяином.

Мертвяк-некромант.

…Кхутул…

Гром ударил над головой, сотряс небо и землю.

Дождь хлестал в лицо.

Ледяная вода текла за ворот плаща…

Огерт очнулся, захрипел, закашлялся.

Глаза его прояснились.

Руки вцепились в седло.

Он дрожал от холода. И содрогался от кашля.

— Кхутул! — с кровью, с пеной рвалось имя проклятого…

Никого не было вокруг. Только несколько десятков разорванных на куски мертвецов лежали на истоптанном, залитом водой поле.

Все кончилось…

Ливень стегал по щекам. Волосы вымокли, промокла одежда.

Струи дождя спрятали большую часть мира. А на той его части, что осталась, всюду валялись куски тел, и в грязных кипящих лужах тонуло брошенное оружие.

Что произошло?

Куда делась армия мертвецов? Когда закончилось сражение? И чем?

— Мы победили, Бал? — просипел Огерт.

Ишак повернул голову и выразительно посмотрел на хозяина.

Конечно, они победили.

Ведь они были живы…

Ликующие воины встретили его в городских воротах.

Они потрясали копьями, звенели клинками о доспехи и щиты. Теснясь, толкаясь, не обращая внимания на грозу, забыв о строгом военном распорядке, они кричали, салютовали ему.

Он проехал мимо них, не поняв головы.

Он слишком устал…

За внутренними воротами его ждали горожане. Они аплодировали, когда он двигался сквозь толпу. Со всех сторон неслись искренние слова благодарности.

Он не слышал их.

Он слишком устал…

На центральной улице его встретил городской Совет в полном составе. Члены Совета обнажили головы, увидев его. Выступил вперед глава Совета, сказал громко:

— Мы благодарим тебя и просим принять участие в торжестве.

Огерт мотнул головой и с трудом прохрипел:

— Нет… Я слишком устал…

Он проспал почти двое суток.

Ему снились кошмары, но даже они не могли его разбудить.

Хозяин постоялого двора то и дело заглядывал к нему в комнату. Много раз приходил землевладелец Докар. Простые горожане ждали своего спасителя на улице, переживали, все ли с ним в порядке, оправится ли он. Зонг и Лаук — два тюремных стража — вновь и вновь пересказывали людям истории Огерта, некроманта на королевской службе.

Выждав какое-то время, отряды разведчиков обшарили окрестности, убедились, что армия мертвяков действительно ушла. Узнав об этом, покинули укрепленный город жители окрестных деревень, заспешили домой. Уставшие ополченцы, сдав оружие, вернулись в семьи.

На тюремных задворках, тихо, без обычных приготовлений были обезглавлены два некроманта. Палач, перед тем, как отсечь им головы, на всякий случай поинтересовался, нет ли у них каких-нибудь документов.

Осада закончилась, и город постепенно возвращался к обычному образу жизни.

И, вроде бы, все теперь было в порядке, да только вот множились тревожные слухи.

Осада — это лишь начало, говорили меж собой люди. Скоро весь мир будет осажден полчищами мертвецов. Некроманты уже собирают свои армии, ведут их к Кладбищу. Готовится страшная битва…

Поэтому ворота освобожденного города запирались с приближением ночи. Поэтому трепыхались высоко поднятые яркие вымпелы, и не гасли огни на сторожевых вышках. Поэтому в казармах было многолюдно, и дважды в день объезжали округу конные отряды…

— Кхутул вернулся, — перешептывались люди, озираясь по сторонам.

Страшные невероятные слухи расползались, словно чума.

«…поспеши…»

Огерт вдруг вспомнил нечто важное и очнулся. Отбросив одеяло, он резко приподнялся, застыл, уставившись в стену, пытаясь привести мысли в порядок.

«…возвращайся…»

Там, на поле боя Страж Могил звал его.

Или это был сон?

«…торопись…»

Такой знакомый голос, отчетливый, близкий. Словно возле самого уха прозвучавший.

Нет, не сон. Смутное воспоминание…

Огерт опустил голову, нахмурился, растирая ладонями виски.

Так что случилось во время битвы? Что произошло?

И о чем еще говорил Страж?..

Дверь в комнату открылась, скрипнули половицы. Через порог шагнул одетый в белое человек. Остановился, улыбнулся:

— Сны были добрые?..

Огерт косо глянул на вошедшего, не сразу вспомнил его имя. Ответил:

— Я давно не видел добрых снов, Докар.

Глава городского Совета посерьезнел:

— Как и многие из нас.