– Но это совсем не то, что я хотела! – недовольно заявила клиентка.

Она разочарованно смотрела на себя в зеркало.

– Вот увидите: когда они высохнут, то сразу посветлеют, – увещевала ее Соня.

– И на сколько тонов? Я же просила: сделайте меня блондинкой!

– Но это и есть блондин, мадам.

– Вы считаете, что это – блондин?! – воскликнула та, схватив прядь волос и потрясая ею в воздухе.

– Ну, конечно, это не платиновый и не скандинавский блондин, но все же блондин.

Клеманс пересекла салон и с натянутой улыбкой подошла к ним.

– Подождите, пока процедура закончится, мадам, – мягко сказала она. – Вот увидите: они станут гораздо более светлыми и блестящими. А если вам не понравится, мы все переделаем. Главное, чтобы вы остались довольны.

– Вот именно! – буркнула клиентка.

Тем не менее она все же смягчилась и согласилась подождать, пока Клеманс доставала фен. Но увидев, что та протягивает его Соне, потребовала:

– Нет, я хочу, чтобы вы сами занялись мной!

– О, конечно…

Золотое правило парикмахерского салона гласило: женщины и мужчины, приходящие сюда за прической, должны уйти полностью удовлетворенными.

Пока Клеманс вооружалась толстыми щипцами и круглой щеткой, клиентка указала на окно.

– Ой, это же… это доктор Декарпантри! – воскликнула она полуизумленно, полувосторженно.

Виржил открыл дверь и приветствовал всех трех дам. Соня кинулась к нему, взяла и повесила его пальто и, протянув белую накидку, робко пробормотала:

– Вас постричь?

– Да. Но вообще-то я спешу. Мне долго придется ждать?

И он взглянул на Клеманс, явно разочарованный тем, что она занята. Оглянувшись, та состроила красноречивую гримаску, давая понять, что не может отвлечься, и объявила:

– Сейчас тобой займется Соня, и ты выйдешь отсюда уже через четверть часа.

Пока Виржил усаживался в кресло для мытья головы, а Соня, одновременно сияющая и оробевшая, суетилась вокруг него, клиентка прошептала:

– Я смотрю, вы с доктором Декарпантри на «ты»?

– Мы с ним старые знакомые, – уклончиво ответила Клеманс.

Она догадывалась, что после такого сюрприза оттенки белокурого цвета волос будут уже не так важны для привередливой дамы.

– Это замечательный хирург! – вполголоса поведала та. – Если б вы знали, какую блестящую операцию на колене он сделал моей дочери!..

Клеманс усмехнулась: она давно уже заметила, что большинство людей, отзываясь о Виржиле, неизменно говорят о нем в превосходной степени. Разумеется, кроме Филиппины. Уголком глаза она поглядывала на Соню, которая усадила Виржила в кресло, но медлила, не решаясь начать.

– Только не слишком коротко, – попросил он, решив ее подбодрить. – И высуши мне их руками.

Он не любил выглядеть так, словно только что вышел из парикмахерской, и его пепельно-белокурые волосы легко укладывались без помощи фена. Клеманс все еще возилась со своей клиенткой, когда Виржил был уже пострижен. Все попытки Сони разговорить его ни к чему не привели, он упорно молчал, отвечая на ее подходы вежливой улыбкой. Потом отблагодарил мастерицу щедрыми чаевыми и подошел чмокнуть Клеманс.

– Кто за тобой приедет сегодня вечером?

– Люк.

– Прекрасно.

И Виржил удалился, провожаемый восторженным взглядом клиентки. В конечном счете эта дама признала, что довольна цветом своих волос.

– Недурно… В следующий раз сделайте их еще светлее, но вообще-то, разумнее высветлять их постепенно.

Когда она вышла, Клеманс и Соня укрылись в глубине салона, чтобы вдоволь посмеяться.

– Можешь быть уверена, что она порекомендует нас всем своим приятельницам! – воскликнула Клеманс сквозь смех. – Еще бы – ведь нашу парикмахерскую посещают такие люди!

– Спасибо, что разрешила мне постричь Виржила. Жаль только, он не очень-то разговорчив.

– Ну, я же тебе говорила почему. Он только что перенес бурный разрыв со своей подругой и уже влюбился в другую.

– Вот досада… Такой красавец! Не понимаю, как это ты, живя с ним под одной крышей, ухитряешься не влюбиться в него по уши, он же просто само очарование!

– А я все еще нахожусь под очарованием своего мужа и влюблена в него по уши.

– Ну, я готова признать, что Люк тоже совсем неплох.

И Соня, которая никак не могла найти себе спутника жизни, печально вздохнула. Клеманс любила ее за врожденный альтруизм и ни разу не почувствовала в ней едкой женской зависти. Соня преданно поддерживала ее в трудные времена развода с Этьеном и радовалась везению подруги, когда та нашла такого чудесного мужа, как Люк, родила двух очаровательных дочек и в довершение ко всему жила в доме, о котором можно было только мечтать. Соне, конечно, хотелось, чтобы судьба преподносила ей столь же чудесные сюрпризы, ну а пока она довольствовалась своим скромным уделом. Верная подруга, всегда готовая помочь, она гордилась своей профессией парикмахера и была для Клеманс неоценимой союзницей. Они с удовольствием работали вместе, безраздельно доверяли друг другу, и это делало их повседневное общение очень приятным.

– Соня, у меня же всё есть для счастья, правда ведь?

Мрачный тон Клеманс совсем не соответствовал ее словам, и это обеспокоило ее помощницу.

– Ну… да, и мне так кажется. А в чем дело?

– Тогда почему сейчас все идет наперекосяк?

– Да потому, что возникло такое осложнение, против которого ты бессильна.

– Но ведь это же несправедливо! Я не могу допустить, чтобы Этьен разрушил мою жизнь; я хочу, чтобы он исчез, чтобы мне больше не приходилось все время думать о нем!

Ее взрыв гнева был неожиданным, но вполне объяснимым. Клеманс стремилась сохранить то, что она так долго и терпеливо строила, а главное, она не хотела снова оказаться в роли жертвы, какой была в прошлом.

– Зато теперь ты готова к бою, – мягко сказала Соня.

– Да у меня вовсе не боевой характер, но придется воевать, я не вижу другого выхода. Ты только посмотри, до чего я дошла! Меня сопровождают на каждом шагу, за мной приезжают на работу, возят на машине, словно инвалида, у которого нет водительских прав!

– Клеманс, послушай…

– Но ведь это именно так! Я теперь зависима от других, от их поддержки и защиты, я всем стала в тягость. Мне с таким трудом удалось достичь положения свободной, самостоятельной женщины, супруги и матери, и вдруг я опять стала беспомощной, как ребенок. Я жила в счастье и радости, а сейчас дрожу от страха, стоит мне высунуть нос на улицу. Я превратила жизнь своих близких в кошмар, – они только и делают, что обсуждают, как жить дальше, спорят, собираются переезжать, продавать шале, чуть ли не бежать в другую страну, – вот до чего дошло!