Переодеваюсь в купленное вдовье платье, натягиваю чепец и очки с простыми стеклами. Последним вынимаю цепочку с артефактом старения. С волнением его активирую и надеваю на шею – все, процесс запущен. Если продавец не обманул, примерно через час я буду выглядеть лет на сорок старше.

Дожидаясь окончания процесса, решаю прилечь на диванчик Мармеладихи - делать все равно нечего, только ждать. Устраиваюсь поудобнее, некоторое время лежу, таращась в темноту, и… засыпаю.

Просыпаюсь, когда за окнами уже готовятся забрезжить серые предрассветные сумерки. Подскакиваю, как ошпаренная, и замираю – за дверью кабинета, где я прячусь, слышен шум. Шаги и голоса, мужской и женский. И они приближаются!

Заполошно хватаю сумку, торопливо засовываю в нее все, что по легкомыслию сразу не убрала – мужскую одежду, мешочки от артефактов. Бутыль с морсом!

Кидаюсь к окну, отдергиваю штору и тяну на себя раму, которая и не думает поддаваться! Дергаю снова, и опять неудачно – окно словно заклинило, и открываться оно не собирается. А голоса уже прямо за дверью, и один я точно узнаю – Мармеладиха! Скрежет ключа в замочной скважине…

Задергиваю штору и вжимаюсь в стенку за ней, молясь, чтобы хозяйка кабинета не решила заглянуть за занавеску или отдернуть ее.

Еще один поворот замка и дверь открывается.

- Ронни, тебя никто не должен пока видеть, ты меня понял? – голос Мармелад звучит, как шипение змеи. Не знаю, с чего мне пришло такое сравнение, но следующие ее слова показали, что я не так уж и ошиблась в определении.

- Но мама…, — раздается возмущенный, еще совсем мальчишеский басок. Капризный, с недовольными интонациями.

- Не смей меня так называть! Я для тебя госпожа Белинда, и никак иначе! – шепотом рявкает на парня Мармелад. – Не дай Драконий Бог тебе проговориться и весь наш план полетит к землюкам.

- К тем землюкам, которым ты скормила свою сестрицу и ее мужа? – негромкий хохоток парня и хлесткий звук пощечины. Я едва не ахаю, услышав это. Зажимаю рот ладонью и замираю в ужасе.

- Ты что дерешься?! – возмущенно взвизгивает парень.

- Я сколько раз тебе говорила забыть о том, что тебя не касается. Как я жалею, что рассказала тебе об этом! — цедит Мармелад. – Я для тебя старалась! Я для тебя все делаю, а ты, паршивец, даже язык за зубами держать не можешь!

- Мы здесь одни, чего молчать-то?! Ты послала убийц к своей сестре и ее мужу, а теперь решила стыдиться этого передо мной, госпожа Бели-и-инда?! – язвительно тянет Ронни. – А то, что ты для меня стараешься, кому другому расскажи! Думаешь, я не знаю, как ты из кожи вон лезешь, чтобы стать респектабельной? Чтобы никто даже не догадался, чем ты занималась, когда тебя мной обрюхатили!

- Заткнись! Заткнись, я тебя последний раз предупреждаю! – звенящим от ярости голосом взвизгивает Мармелад. – Не важно, как я тобой забеременела. Важно, что я не избавилась от тебя. Родила, нашла заботливых воспитателей и делаю все, чтобы ты ни в чем не нуждался.

- Ага, только материнскую ласку и заботу забыла мне дать. Откупалась от меня подарками и сладостями, а сама раз в год приезжала! – шипит парень и замолкает.

- Ронни, пойми. Я не могла приезжать часто, не вызвав этим подозрения. Если бы кто-то узнал о твоем существовании, это был бы конец всему, — устало произносит Мармелад после продолжительного молчания.

- Но я всегда думала о тебе. Я люблю тебя, мой милый мальчик. И все сделаю, чтобы твоя жизнь была счастливой и богатой. Абсолютно все!

Ответом ей звучит презрительное фырканье и недовольное бурчание "милого мальчика".

Было впечатление, что этот разговор между матерью и сыном происходит не в первый раз. И, как всегда, один не слышит другого. Лишь стремится излить свои претензии, свою обиду и злость на другого.

Стоя за шторой, я стараюсь даже не дышать, чтобы не выдать себя. Думаю о том, что в своей слепой любви, в стремлении загладить вину перед ребенком, реальную или придуманную, матери зачастую творят ужасные вещи.

Совершают страшные преступления, оправдывая их лучшими побуждениями. Материнским желанием дать своему ребенку то, что компенсирует ему нехватку любви.

Вот только преступление даже во имя добра, все равно остается преступлением...

Пока я печально размышляю о судьбе родителей Констанеля, павших жертвой чудовища, в кабинете слышен металлический лязг и шелест бумаг.

- Вот, Ронни, твоя метрика. С ней ты пойдешь в приемную Инквизиции проситься на работу. Но пойдёшь не сегодня, а завтра! - произносит кондитерша.

- Почему завтра? Чего тянуть-то?

- Потому! Потому, что сегодня в городе нет ни тебя, ни меня. Для всех я еще на похоронах своей подруги, а тебя вообще здесь нет. Ты появишься в городе только завтра. И все, что произойдет сегодня на рассвете, не будет иметь к нам никакого отношения. Ты меня понял, сынок?

- Понял, понял, — бухтит «сынок». – Если бы в тот раз ты сделала все как следует, сейчас не пришлось бы напрягаться, чтобы убрать этого… твоего племянничка. Уже давно единолично владели бы и делом, и домом, и горя не знали. О чем ты думала тогда, не доведя дело до конца?

- Успокойся, Ронни. Тогда вышла накладка, щенка не взяли с собой в поездку. А убирать его сразу после происшествия было опасно. Пришлось выжидать. Но сейчас время пришло, и это случится… совсем скоро, — произносит Мармелад так спокойно, словно обсуждает покупку партии сливок для своей кондитерской.

О, Боже!

Я еще крепче зажимаю ладонями рот, чтобы не издать ни звука. Хотя из меня так и рвется ненависть к этим двоим. Хочется выскочить и вцепиться в горло мерзавке, когда я вспоминаю страшную тоску в глазах Констанеля, когда он говорил о погибших родителях.

Не зря, ох, не зря стерва Мармелад с первого взгляда мне не понравилась!  Но не время злиться, надо думать, как исчезнуть отсюда и предупредить Констанеля.

- Ронни, возьми свою метрику и прибери в сумку! – между тем строгим голосом требует Мармелад.

- Зачем она мне сейчас? Завтра и отдашь, — отмахивается парень.

- Затем, что я сейчас уйду… по нашему делу. И вернусь