Леви вытаскивает меня из комнаты и практически бежит к входной двери. Маркус уже там, и мы втроем сбегаем по ступенькам крыльца, мои руки крепко сжаты в их ладонях.

Я встаю на твердый асфальт кольцевой подъездной дорожки, и как раз в тот момент, когда я оглядываюсь через плечо в поисках Романа, громкий взрыв проносится по дому, посылая яркое оранжевое пламя через окно гостиной. Стекло разлетается вдребезги от силы удара, и я падаю на землю, уставившись на массивный дом, с ужасом наблюдая, как пламя быстро охватывает его.

— НЕТ! — кричу я, вскакивая на ноги. Леви и Маркус удерживают меня. — РОМАН ТАМ, ВНУТРИ.

— Он знает, что делает, — говорит мне Маркус, сильно прижимая меня к своей груди, заключая в клетку своими сильными руками.

Я царапаю его кожу, отчаяние разрывает меня, как гребаная бензопила, разрывающая плоть. Меня охватывает паника, и хотя прошла всего секунда, кажется, что прошла целая чертова жизнь.

Я в панике осматриваю дом, наблюдая, как пламя быстро распространяется из комнаты в комнату, уничтожая все на своем пути. Как раз в тот момент, когда я думаю, что надежды больше нет, в открытом дверном проеме появляется темный силуэт, огонь освещает фойе позади него, как адское пламя, ведущее прямо в ад.

18

Роман стремительно спускается по лестнице, в то время как дом, который он построил, объят пламенем у него за спиной. Его лицо перепачкано сажей, и он не осмеливается поднять глаза на своих братьев, когда проходит мимо.

Мое сердце разрывается из-за него. Все, что он хотел, — вернуть своего сына домой в целости и сохранности, и снова мы вернулись с пустыми руками. Это все равно что снова и снова биться головой о стену, надеясь на другой исход. Но этого… дома, который он построил для своего будущего, дома, в котором он всегда планировал растить своих детей, где он хотел дать им жизнь, которой у него никогда не было, больше нет.

Хватка Маркуса на моей талии ослабевает, когда я поворачиваюсь и смотрю, как уходит старший брат ДеАнджелис. Он широкими шагами пересекает большую подъездную дорожку, зарево от горящего особняка освещает его и подчеркивает, как напряжены его плечи. Он был на взводе с того момента, как узнал, что его сын жив, и потерять его снова сегодня вечером было именно тем, что ему не было нужно.

— Черт, — бормочет Леви, наблюдая за братом с глубочайшей печалью в глазах. — Что, блядь, мы собираемся делать? Этого ребенка все равно что нет в живых.

Маркус качает головой, его рука опускается на мою поясницу.

— Понятия не имею, — говорит он низким голосом, наполненным болью, которая разрывает мне грудь. — Это уничтожит его.

— Отец будет мстить, когда узнает, что мы сделали с Виктором.

Маркус кивает, более чем осознавая последствия, на которые они только что нарвались.

— Это будет некрасиво, — комментирует он, когда его руки находят мои запястья и скользят вверх к предплечьям, прижимая меня к своей груди, пока я изо всех сил пытаюсь оторвать взгляд от Романа.

Он подходит к черному внедорожнику и упирается руками в капот, наклонив голову вперед. Мышцы его спины напряжены, и я могу только представить, какой ад творится у него в голове прямо сейчас. В любом случае, он выглядит готовым устроить ад… или утонуть в нем.

Я опускаю руку на грудь Маркуса, и поднимаю взгляд, чтобы встретиться с его темными глазами, но всепоглощающее горе, с которым он смотрит в ответ, едва не сбивает меня с ног.

— Дай нам минутку, — говорю я ему.

Хватка Маркуса на моих руках усиливается.

— Это плохая идея, детка. Никто не знает, как он отреагирует на это. Дай ему немного времени остыть.

— Я поддерживаю Марка, — говорит Леви, подходя немного ближе и кладя руку мне на бедро. Я оглядываюсь через плечо, чтобы встретиться с его сокрушенным взглядом. — Роман… он тяжело все воспринимает. Он сдерживается до тех пор, пока не может больше терпеть, а затем взрывается. Ты не захочешь быть там, когда это произойдет.

Я качаю головой, мой взгляд снова останавливается на измученном человеке на другой стороне подъездной дорожки.

— Я так не могу, — бормочу я. — Посмотрите на него. Ему нужен кто-то. Я не собираюсь просто оставлять его там, чтобы это его грызло. Ему нужно выплеснуть это наружу. Ему нужно закричать… или придушить кого-нибудь. Я, блядь, не знаю, но я не собираюсь просто стоять в стороне и позволять ему держать все в себе. Это уничтожит его.

Леви хватает меня за руку и вырывает из хватки Маркуса, разворачивая лицом к себе.

— Думаю, ты меня не слышишь, — предупреждает он. — Если ты заставишь его заговорить об этом до того, как он будет готов, он задушит тебя на хрен.

Мои пальцы сжимаются вокруг его крепкой хватки, и я отрываю их от своей руки, мои глаза сужаются, когда во мне нарастает тихий, яростный гнев.

— А ты не слышишь меня, — выплевываю я, ненавидя то, что моя упрямая натура всегда вступает в противоречие с их потребностью управлять каждым аспектом моей жизни. — Роман нуждается во мне, и нравится тебе это или нет, я иду туда, чтобы помочь ему. Ему нужна отдушина, и эта отдушина — я. Тебе нужно научиться доверять мне, — говорю я, оглядываясь на Маркуса. — Вы оба должны доверять мне. Я знаю, что делаю.

Взгляд Леви перемещается поверх моей головы на Маркуса, в глубине его обсидиановых глаз читается настороженность, кажется, они ведут какой-то безмолвный разговор. После короткой паузы Леви обреченно вздыхает и нежно сжимает мою руку.

— Хорошо, — бормочет он. — Ты можешь идти, но если он сорвется, ты уберешься оттуда к чертовой матери.

Я поднимаю бровь, раздражение горит глубоко внутри меня.

— Спасибо, — бормочу я, борясь с желанием закатить глаза от того, как эти парни думают, что если они признались мне в своей вечной любви то, это внезапно вознаградит их возможностью мной командовать. — Но я не спрашивала разрешения.

Взгляд Леви становится жестче, и я не сомневаюсь, что он борется с желанием надрать мне задницу, но я не задерживаюсь, чтобы выяснить это. Выскользнув от них, я направляюсь по огромной подъездной дорожке к Роману, полная решимости помочь ему тем немногим, что в моих силах, хотя, если быть до конца честной, я абсолютно понятия не имею, что я могу предложить ему, чтобы хоть немного облегчить его