Шрифт:
Закладка:
Кто знает, чем может закончиться такой суд? Всю семью протащат по грязи – если на ком-то из них есть грязь, прокуратура ее обязательно откопает. И если Луций будет признан виновным (я до сих пор не могу в это поверить), они не позволят ему удалиться в изгнание – он будет казнен вместе с Паллой, и, чтобы сохранить лицо, Попликоле придется изобразить сурового отца семейства и гордо смотреть, что за этим последует! Боюсь, это будет смерть Поппи. Безусловно, это станет концом его политической карьеры. Он будет совершенно унижен, его моральный авторитет – станет предметом насмешек. Он не сможет оставаться цензором. Итак, не ожидается никакой чистки в Сенате, и политика будет продолжаться как обычно! В такое вот время мы живем.
Ну что ж, приходи сегодня вечером пообедать со мной. Я буду есть свежего фазана, а повар обещает сделать с соусом что-нибудь божественное ...»
В ту ночь фазан был сочным. В соусе был интригующий привкус мяты, дразнящий язык. Но я пришел не из-за еды.
В конце концов, в разговоре мы дошли до темы цензора и его бед.
– Выходит, должен состояться суд, - сказал я.
– На самом деле… вряд ли, - сказал Луций Клавдий.
– Но твоя записка сегодня утром…
– Опровергнута свежими сплетнями сегодня днем.
– И?
Луций откинулся на спинку дивана, погладил Момо и проницательно посмотрел на меня.
– Я думаю, Гордиан, что ты знаешь об этом деле больше, чем рассказываешь?
Я посмотрел ему в глаза.
– Ничего такого, что я мог бы обсудить, даже с тобой, мой друг, без нарушения клятвы.
Он кивнул.
– Я так и подумал, что это должно быть что-то в этом роде. Тем не менее, я не думаю, что ты мог бы дать мне знать, просто да или нет, действительно ли Луций Геллий и Палла… Гордиан, ты выглядишь так, будто ты внезапно подавился фазаном! Что ж! Лишь бы никто не сказал, что я когда-либо вызвал у гостя несварение желудка, задав некорректный вопрос. Сделаем вид что никто ни у кого ничего не спрашивал. Хотя в таком случае, почему я должен рассказывать тебе последние новости с Форума, я уверен, что ты и так их знаешь.
Он надулся и засуетился над Момо. Я отпил вино. Луций начал ерзать. В конце концов его желание поделиться последними сплетнями взяло верх. Я старался не улыбаться.
– Ладно, поскольку ты должен знать: Поппи, выступая в качестве цензора, созвал специальный комитет Сената для расследования против его собственного сына по обвинению в вопиющей безнравственности, а именно слухах о супружеской измене и попытке отцеубийства. Комитет рассмотрит этот вопрос и организует немедленное расследование, а Поппи сам возглавит его.
– Но как это повлияет на предстоящий суд?
– Суда не будет. Его заменит расследование. Полагаю, Поппи довольно умен и довольно смел. Таким образом он опередил своих врагов, которые собираются превратить публичный процесс в спектакль. Вместо этого он сам рассмотрит вопрос о виновности или невиновности своего сына за закрытыми дверями. Комитет Сената проведет последнее голосование, но Поппи будет наблюдать за процессом. Конечно, все это может выйти из-под его контроля. Если в результате расследования комитет признает Луция Геллия виновным, скандал все равно завершится гибелью Поппи, – он покачал головой. – Но, конечно же, этого не произойдет. Для Поппи, взявшего на себя ответственность за это дело, это должно означать, что его сын невиновен, и Поппи знает об этом, не так ли? – Луций приподнял бровь и выжидающе посмотрел на меня.
– Я не совсем понимаю, что это все может означать, – вполне искренне сказал я.
Расследование нравственного поведения Луция Геллия длилось два дня и проходило за закрытыми дверями Сенатского Дома, куда допускались только писцы и свидетели, но не сами сенаторы. К счастью для меня, Луций Клавдий находился среди сенаторов следственного комитета, и когда расследование было завершено, он снова пригласил меня пообедать с ним.
Он сам встретил меня у двери, и еще до того, как заговорил, я понял по его круглому сияющему лицу, что он доволен результатом.
– Комитет принял решение? – спросил я.
– Да, и какое облегчение все получили!
– С Луция Геллия сняли обвинения? - я старался не показывать свой скептицизм.
– Совершенно верно! Вся эта история была абсурдной выдумкой! Ничего, кроме вредных слухов и необоснованных подозрений.
Я подумал о мертвом рабе, Хрестусе.
– Не было никаких доказательств вины Луция Геллия?
– Таких доказательств представлено не было. О, кто-то сказал, что однажды видел Паллу и Луция Геллия сидящими «очень близко друг другу» в Большом Цирке, а другой такой-то свидетель видел, как они держались за руки на рыночной площади, а кто-то еще утверждал, что видел, как они целовались под деревьями на Палатинском холме. В общем, ничего, кроме слухов и разной чуши. Палла и Луций Геллий были призваны к присяге, и они оба поклялись, что не сделали ничего плохого. Сам Попликола поручился за них.
– Никаких рабов не вызывали для дачи показаний?
– Это же было расследование, Гордиан, а не суд. У нас не было полномочий для получения показаний под пытками.
– А других свидетелей не было? Никаких показаний? Ничего об отравленном пирожном, о котором ходили слухи?
– Нет. Если бы существовал кто-нибудь, способный представить по-настоящему убедительные доказательства, их бы, несомненно, нашли; в комитете было много сенаторов, враждебных Поппи, и поверь мне, с тех пор, как появились первые слухи, они не раз прочесали город в поисках улик. Но, их просто не было.
Я подумал о торговце ядом и блондинке, которая прислуживала мне в булочной. Я выследил их без особых проблем. Враги Попликолы начали бы с меньшими затратами, но наверняка они
