процветающее королевство может быть полностью покорено столь малой силой, как 2 000 европейцев":

Мавры ленивы, роскошны, невежественны и трусливы до невозможности... Солдаты, если они заслуживают этого названия, не имеют ни малейшей привязанности к своему принцу, он может ожидать от них только той службы, которая лучше всего им оплачивается; но для них безразлично, кому они служат; и я полностью убежден, что после битвы при Плассее я мог бы присвоить всю страну Компании и сохранить ее после этого с такой же легкостью, как это делает сейчас Мир Джафар, нынешний субах [губернатор], благодаря террору английского оружия и их влиянию...

Сила империи Моголов сильно подорвана кишечными беспорядками, и, возможно, ее полное разорение было предотвращено только благодаря денежным суммам, посылаемым в Делли [из Бенгалии]... Вы хорошо знакомы с характером и нравами этих мидийцев: благодарности у них нет; [они] голые люди очень узких понятий и приняли систему политики, более свойственную этой стране, чем любой другой, а именно: пытаться сделать все с помощью предательства, а не силы. При таких обстоятельствах не может ли такой слабый принц, как Мир Джафар, быть легко уничтожен или под влиянием других уничтожить нас? Что же тогда позволит нам сохранить наши нынешние приобретения или улучшить их, кроме такой силы, которая не оставит ничего во власти вероломства или неблагодарности?

Даже больше, чем недоверие и презрение, в письмах того периода прослеживается чувство взаимного непонимания между этими двумя совершенно разными мирами, которые теперь оказались в такой близости друг от друга. Мир Джафар, например, явно представлял себе Компанию как отдельную личность. Когда он узнал, что Клайв возвращается в Британию, пакет с подарками, который он отправил своему уважаемому союзнику Компании, сопровождался вежливым письмом на персидском языке, адресованным тому, кого Мир Джафар явно считал единым суверенным правителем, а не безличной корпоративной комиссией, состоящей из богатых лондонских купцов. В переводе Уоррена Гастингса с персидского оно выражало "искреннее желание Мир Джафара увидеть вас... которое превосходит все, что можно написать или сказать... Я обращаюсь к вашему сердцу, хранилищу дружбы... Свет моих глаз, дороже моей жизни, набоб Сабут Джанг Бахадур [Клайв], отбывает в свою страну. Разлука с ним причиняет мне сильнейшую боль. Поскорее отправьте его в эти края и дайте мне счастье увидеть его снова в ближайшее время".

Непонимание было обоюдным. В Лондоне директора все еще смутно переваривали новость о свержении и убийстве Сираджа уд-Даулы, в результате чего один встревоженный, но невнимательный директор компании спросил другого: правда ли, что недавно убитый сэр Роджер Даулат был баронетом?

Что жители Англии понимали очень ясно, так это беспрецедентное количество денег - или, говоря новым англизированным словом, грабежа - которое Клайв вез с собой. Со времен Кортеса Европа не видела, чтобы авантюрист возвращался с таким количеством сокровищ из далеких завоеваний.

5 февраля 1760 года Клайв и его жена Маргарет отплыли домой на корабле Royal George, и еще до их высадки на берег столичные сплетники сосредоточились на беспрецедентном богатстве , которое Клайв, по слухам, везет домой: Эдмунд Берк предположил в ежегодном реестре , что "предполагается, что генерал может получить 1 200 000 фунтов стерлингов наличными, векселями и драгоценностями; что у его дамы есть шкатулка с драгоценностями, которые оцениваются по меньшей мере в 200 000 фунтов стерлингов".* Так что его с полным правом можно назвать самым богатым подданным в трех королевствах".

Истинная сумма была несколько меньше этой. Тем не менее по прибытии 35-летний бывший губернатор Бенгалии купил поместье в Шропшире Уолкотта и арендовал таунхаус на Беркли-сквер, в самой фешенебельной части лондонского района Мейфэр. Годом позже Клайвы приобрели у герцогини Ньюкасл поместье Клэрмонт за 25 000 фунтов стерлингов, а также уединенный дом в Эшере и несколько участков прилегающей земли , которые они улучшили и объединили в единое поместье еще за 43 000 фунтов стерлингов. Они также приобрели обширные земли в Ко. Клэр, название которых Клайв быстро сменил с Балликилти на Пласси. "Стоимость жизни сразу же возросла с приходом этого Кроза", - писал в своем дневнике Гораций Уолпол, язвительный виг. Он весь в поместьях и бриллиантах... и если нищий просит милостыню, он говорит: "Друг, у меня нет с собой маленьких бриллиантов"". К этому времени мельница слухов заработала на полную мощность, и газета Salisbury Journal сообщала, что даже у домашнего хорька леди Клайв было бриллиантовое ожерелье стоимостью более 2 500 фунтов стерлингов.**

Тем временем Бенгалия, которую Клайв только что завоевал, быстро погрузилась в хаос.

Молодой Уоррен Гастингс, теперь уже резидент (фактически посол) Компании в Муршидабаде, первым забил тревогу, призывая своего начальника остаться и уладить анархию, которую он помог развязать. В частности, он ссылался на растущую нестабильность при муршидабадском дворе. Незадолго до отъезда Клайва Мир Джафар смог выплатить только три из тринадцатимесячной задолженности по жалованью своей армии. В результате войска, которым не платили , открыто бунтовали, а некоторые голодали: "Их лошади - просто скелеты, - писал он, - а их всадники немногим лучше. Даже джамадары [офицеры] многие из них одеты в лохмотья". Всего три года потребовалось Пласси , чтобы обеднел город, который еще недавно был, вероятно, самым богатым в Индии.

Мир Джафар, безусловно, сам нес некоторую долю ответственности за этот беспорядок. Как и его наставник Клайв , Пласси принес ему огромное личное обогащение, которое он не стеснялся демонстрировать, даже когда его солдаты голодали: По словам Гулама Хусейн Хана, он всегда имел вкус к изысканным драгоценностям, но теперь "был фактически нагружен этими сверкающими вещами; и он действительно носил шесть или семь браслетов на запястьях, каждый из разных видов драгоценных камней; и у него также висели на шее, над грудью, три или четыре чаши из жемчуга, каждая из которых была неоценимой ценности... В то же время он развлекался тем, что слушал песни и смотрел на танцы нескольких певиц, которых он брал с собой, куда бы ни ехал на слонах.'

Теперь всем было ясно, что Мир Джафар просто не способен управлять Бенгалией: почти необразованный арабский солдат, он не имел политических навыков и не представлял, как управлять государством или распоряжаться его финансами. Как спокойно заметил сам Клайв перед тем, как сесть на корабль со своим состоянием, Мир Джафар оказался "принцем с небольшими способностями и совсем не наделенным талантом завоевывать любовь и доверие своих главных офицеров. Его бесхозяйственность привела страну в величайшее смятение". К 1760 году в его владениях одновременно