мне дала, повсюду с тех пор, как увидела старый тюбик такой же помады, использованный почти до конца, в руке тети в ту ночь, когда она умерла. Похоже, еще в юности мама любила этот цвет. Лэйси хранила его все эти годы.

Вот что она вытащила из кармана и сжимала в кулаке, пока я рассказывала придуманную историю маминой смерти.

ФБР нашло у нее дома еще десяток других тюбиков с помадой. Сувениры, которые она забирала у жертв. Младшая сестра, которая изо всех сил хотела походить на старшую и потому постоянно воровала ее помаду.

Именно она подсунула косметичку Лие. Она купила новый тюбик «Алой розы» специально для меня, и Лия среагировала так, как она рассчитывала. Теперь, когда все кончено, мне следовало бы выбросить помаду, но я не могла заставить себя это сделать. Это было напоминанием обо всем, что совершила моя тетя, о том, что я пережила, о маме и о том, что мы с Лэйси обе присоединились к ФБР, чтобы найти того, кто ее убил.

Тот, кто убил мою мать, по-прежнему на свободе. Убийца, которого не смог найти даже одержимый агент-психопат. С того момента, как я вступила в программу, я обрела и потеряла наставницу, а еще увидела, как единственного из родственников со стороны матери застрелили. Я помогла остановить убийцу, который год за годом воспроизводил сцену убийства моей матери, но ни на шаг не приблизилась к тому монстру, который убил ее на самом деле. Может быть, никогда и не найду. Вероятно, ее тело так и не найдут.

– Ну? – Лия убедительно изображала терпеливого человека, но ее способность ждать моего ответа явно подвергалась чрезмерному испытанию. – Ты остаешься или нет?

– Я никуда не уйду. Я в деле, но помаду я оставлю.

– Гррр. – Лия изогнула пальцы, будто царапая что-то ногтями. – У кого-то наконец отрастают коготки.

– Ага, – сухо сказала я, – и я тебя тоже люблю.

Я повернулась, чтобы вернуться в дом, но голос Лии заставил меня остановиться на полпути.

– Я не говорю, что ты мне нравишься. Я не говорю, что перестану подъедать твое мороженое или воровать твою одежду, и я совершенно точно не говорю, что не превращу твою жизнь в кошмар наяву, если ты будешь доставать Дина, но я не хочу, чтобы ты уходила. С тобой тут интереснее. Кроме того, мне нравятся боевые шрамы Майкла, и добиваться от него того, что я хочу, мне намного приятнее, зная, что ты в соседней комнате.

Лия резко зашагала к дому. Я подумала о шрамах, которые останутся у Майкла, когда заживут его раны, вспомнила о поцелуе, о том, что он едва не погиб ради меня, а потом я вспомнила Дина.

Дина, который так и не простил себя за то, что не смог нажать на спуск. Дина, чей отец был таким же монстром, как моя тетя.

Несколько недель назад Лия сказала мне, что все в этом доме по-своему двинутые до глубины своих темных и мрачных душ. Каждый из нас несет свой крест. Мы видели то, чего не видели другие, то, что вообще не должны видеть наши сверстники.

Дин никогда не будет обычным мальчиком. Он навсегда останется сыном серийного убийцы. Майкл теперь всегда будет тем, кто всадил обойму в мою тетю. Какая-то часть меня навсегда останется в пропитанной кровью маминой гримерной, а другая – в убежище рядом с Лэйси и ее ножом.

Мы никогда не станем обычными людьми.

– Не знаю, что не так с задней дверью, – произнес веселый голос, – но уверен, она определенно сожалеет о содеянном.

Майкл должен был пользоваться креслом-каталкой, но он уже пытался управляться с костылями – невозможный трюк, учитывая, что и в плечо тоже попала пуля.

– Я вовсе не смотрю на дверь, – ответила я.

Майкл поднимал бровь все выше и выше, пока я не сдалась.

– Ладно, – призналась я, – возможно, я и правда сердито смотрю на дверь. Но я не хочу об этом говорить.

– Как и о нашем поцелуе? – голос Майкла звучал непринужденно, хотя впервые один из нас упомянул то, что произошло между нами в спальне.

– Майкл…

– Не надо. – Он остановил меня. – Если бы я не ревновал к Дину так сильно, я ни на секунду не поверил бы в твою выдумку. Да даже и тогда максимум на секунду.

– Ты отправился за мной.

– Я всегда пойду за тобой, – сказал он, играя бровями так, что его слова стали больше похожи на шутку, чем на обещание.

Что-то подсказывало мне, что на самом деле это и то и другое.

– Но между тобой и Реддингом что-то есть, не знаю, что это. Я тебя за это не виню. – Стоя на костылях, он не мог наклониться ко мне ближе. Не мог протянуть руку и дотронуться до моих волос. Но что-то в том, как изогнулись его губы, было нежнее любого прикосновения. – Многое случилось. Тебе нужно разобраться. Я могу быть терпеливым, Колорадо. Убийственно красивым, воинственно раненным, очаровательно смелым терпеливым человеком.

Я закатила глаза, но не смогла сдержать улыбку.

– Так что думай столько, сколько тебе нужно. Разберись в своих чувствах. Разберись, вызывает ли Дин у тебя те же чувства, что и я, подпустит ли он тебя к себе и хочешь ли этого ты сама. Потому что в следующий раз, когда мои губы коснутся твоих, в следующий раз, когда ты запустишь руки в мои волосы, ты будешь думать исключительно обо мне.

Я стояла, глядя на Майкла, и пыталась понять, как это возможно, что я инстинктивно понимала других людей – их личность, их убеждения, их желания, но, когда речь заходила о том, чего хочется мне самой, я ничем не отличалась от остальных – растерянная, запутавшаяся, бредущая наугад.

Не знала, что я думаю о том, что моя тетя оказалась убийцей, и что я чувствую по поводу ее смерти.

Не знала, кто убил маму и как на меня повлияло то, что я потеряла ее и так и не узнала, что произошло.

Не знала, смогу ли я впустить кого-то в свою душу и способна ли я влюбиться.

Не знала, чего хочу и с кем хочу быть.

Но, стоя там, глядя на Майкла, я знала одно: точно так же, как всегда знала все о других людях, рано или поздно, участвуя в этой программе с этой командой, я это выясню.

Благодарности

«Прирожденные», наверное, самая трудная и самая вдохновляющая книга, которую я когда-либо писала. Я благодарна за то, что у меня появилась возможность соединить свою любовь к психологии и знания о когнитивных науках с