Мне с ним так легко, словно сто лет знакома. Чем больше говорим, тем становится легче, словно груз на плечах уменьшается, и я могу вздохнуть без удушающей боли.

— Валерия, тем более не отказывайтесь от помощи.

— Не буду, Николай Владимирович, — отвечаю без особых колебаний. — Я не в том положении, чтобы гордо отказываться. Мне надо вырваться от свекрови, от мужа, матери, сестры. Я хочу начать жизнь с чистого листа, — в глазах вижу понимание. Он сам не так давно принимал похожие решения. — И если вы мне поможете, я позже, встав на ноги, непременно вам все отдам.

— Помогу, Валерия, — ободряюще улыбается.

Мне становится тепло. В моем бесконечном черном лабиринте зажигается маленький свет. А желание бороться становится еще сильнее, ведь у меня за плечами появилась поддержка.

Я ему верю. Незнакомцу с теплыми и грустными глазами. Вот просто, без логики, анализов, руководствуясь внутренним голосом. И даже не допускаю мысли, что снова ошибаюсь.

Долго сидеть в кафешке не могу. Обменявшись телефонами, договорившись списаться в ближайшее время, он вызывает мне такси. Возвращаться в дом свекрови не хочется. Спешу к дочурке, к Светлане, только тяжесть возвращается. Мне надо выбираться из ее дома, кричит внутренний голос и я с ним абсолютно согласна.

Пока еду в машине, открываю в телефоне социальную сеть. Обнаруживаю там два сообщения от женщин, которые интересуются картинами Павла.

А вот во временном жилище не все так радужно. Свекровь встречает меня на пороге, губы поджаты, глаза прищурены.

— Ты совсем из ума выжила? По мужикам решила пробежаться? Интересно, а может, мой сын тебе изменял в отместку на твои похождения?

Глава 55

— Лариса Эдуардовна, а с каких пор охранник ограничивает мое передвижение? — после фразы свекрови во мне поднимается волна злости.

— С тех пор как я стала заботиться о твоей безопасности! Ты только родила и уже побежала хвостом вертеть? Зуб тоже был предлог, чтобы из дома улизнуть? Дочь на Светлану скинула, как удобно!

— Мне не нужно предлогов, чтобы выйти из дома. Я не в клетке, не под стражей. Я благодарна вам за помощь, но, Лариса Эдуардовна, я не позволю собой манипулировать, — прохожу мимо нее.

Нет желания продолжать дурацкий разговор, хочется как можно скорее увидеть Аришку.

— Ты видимо совсем не ценишь доброты! Не понимаешь, что охрана непросто так. И я тебе не враг! — голос становится немного мягче, вижу, как она пытается взять себя в руки.

— Лариса Эдуардовна, я не просила охрану. И простите, не собираюсь сидеть на цепи дома.

— По мужикам побежишь? Чего тебе не хватает? Бедных родственников поселила, всем обеспечила!

— Я буду жить так, как считаю нужным. Я не буду перед вами оправдываться, — взбегаю по ступеням вверх.

После недолгого общения со свекровью хочется принять душ и отмыться.

По коже расползается липкий страх. Прикажет охранникам меня удерживать, и что я сделаю?

Вызову полицию. Буду бороться. Хватит с меня.

— А мы покушали и спим, — Светлана встречает меня с улыбкой. — Как зуб?

— Зуб хорошо. А вот свекровь — плохо.

Подхожу к дочурке и любуюсь ее милым личиком. Мое сокровище, мои силы, ради нее я выстою.

— Я слышала, вы так кричали.

— Извини, что вас во все это втянула. Теперь понимаю, что решение было необдуманным перевозить вас. Я тут долго не выдержу. Да и вам тяжко… атмосфера в доме удручающая, — иду в ванную, умываюсь.

А слова свекрови будто прилипли к коже и не отмываются.

— Ты все правильно сделала. Одной это все проходить нереально. Тем более мы только рады, — Светлана стоит у входа в ванную, вижу отражение ее доброго лица в зеркале.

Сколько всего прошла, годами просвета не видела, а не утратила человечность.

— Вам и без меня тяжело, а тут еще мои вечные проблемы, — обнимаю сестру, утыкаюсь носом в ее плечо. — Я очень благодарна за помощь. И я отблагодарю! Только на ноги встану.

— Будь счастлива, Лер. Это лучшая благодарность.

— Мы все будем счастливы, — говорю со странной уверенностью в голосе. — А теперь давай о приятном!

— О чем?

— Две женщины заинтересовались работами Паши! Сейчас ими займусь, как раз надо отвлечься. Но что-то мне подсказывает — это только начало.

Начет картин у меня такое чувство, словно я держу в руках бриллиант, но много лет его считали просто булыжником. Не знаю, откуда эта уверенность. Она просто есть.

— Если все получится, — Светлана складывает руки как в молитве, — Паша оживет. Картины — это его жизнь. Но он уверен, что это просто мазня. Он утратил веру в себя.

— Значит, вернем ему веру!

Отвечаю женщинам, делаю дополнительные фото заинтересовавших их картин. Паша сегодня очень печальный, неотрывно смотрит в окно, практически не общается. Зоя Ивановна тоже не выходит из своей комнаты. Им тут плохо. В общежитии им было куда привычней и свободней.

Еще больше убеждаюсь в своем решении, как можно скорее покинуть «гостеприимные» стены этого дома.

Одна из клиенток написала, что подумает. Вторая же попросила выслать картину и даже скинула предоплату.

— Паша! У нас первая продажа! — забегаю, чтобы его обрадовать.

— Не может быть. Ты меня разыгрываешь, — хмурится.

На что я показываю ему переписку.

— Странно, что она выбрала эту картину… Я писал ее не в лучшем душевном состоянии.

Картина и правда мрачная. Невероятно красивый конь стоит посреди горящего поля. В глазах животного безысходность, конь окружен огнем и не понимает, как выбраться из западни.

Я понимаю смысл этой картины, улавливаю ее грусть. Полотно живое, возможно, потому и сразу нашло своего покупателя.

— Ты передал в ней свои эмоции.

Настроение становится лучше. Если покупка пройдет успешно, то часть денег хочу вложить в рекламу. У Паши