Глядя на этих мальчишек, Мая думала о том, что чувствует себя гораздо старше их, за это время столько всего произошло. По их самоуверенным улыбкам можно было догадаться, что они себе цену знают, но предупредил ли их тренер, что цена эта упадет, как только они перестанут побеждать? Что они всего лишь товар, который агенты и крупные клубы в любой момент могут выбросить на помойку, если они получат травму, будут плохо играть или чересчур высовываться. Если они будут не такими, как все. Если не будут машинами.

Любят ли они хоккей так же, как в детстве, когда часами играли на озере или у въезда в гараж? Бросаются ли на плексигласовый борт от счастья, если забили шайбу? Ана так похоже их передразнивала, она утверждала, что все хоккеисты в постели ведут себя так, будто забили шайбу. Когда после физкультуры они с Маей оставались одни в душе, она прижималась к стене душевой кабинки и, сморщившись, бормотала: «Посмотри на меня! Похвали меня! Папа, скажи, что я настоящий мужчина!» И они с Аной надрывались от хохота, они тогда были совсем детьми и ничего не воспринимали всерьез.

Мальчишки опять засмеялись – интересно, над чем? Что за фотографии они показывают друг другу в своих телефонах? Называют ли девочек по именам или используют другие слова? Могут ли лучшие из них осадить худших, когда те переходят границы? В этой компании наверняка были свои Беньи, Бубу и Амат – интересно, есть ли среди них и Кевин? Мая надеялась, что если и есть, они его знают, – если другие не видят разницы между ними, пусть эту разницу видят они сами.

Мая посмотрела в окно – знакомые места. Мальчишки, ехавшие с юга страны, видели там только лес, а она уже понимала, сколько осталось до дома. Она закрыла глаза: все, что она старалась забыть, с каждым километром становилось отчетливее и ближе. Его комната во всех подробностях. Расположение мебели. Звуки. Дыхание. Для нее это изнасилование длилось вечно. Интересно, чувствует ли он то же самое после того, как она приставила ему к голове ружье там, на тропинке? Помнит ли, как обмочился, ощущает ли холод железа на лбу, когда закрывает глаза? Слышит ли эхо спущенного курка? Где он сейчас? И по-прежнему ли настолько боится, что спит с включенным ночником?

Мая искренне на это надеялась. Господи, как же она на это надеялась.

30

Бабочки

На плече у сестры Маттео была татуировка в виде бабочки, сделанная тайком, – родители вышли бы из себя. Она выбрала бабочку, потому что прочитала где-то, что взмах крыла бабочки может спровоцировать бурю на другом конце земли. Она чувствовала себя такой беспомощной, что воплощением могущества ей представлялось насекомое.

Татуировку было видно на фотографии, которую Маттео, чтобы родители не увидели, хранил за другой фотографией, висевшей на стене. Они наверняка ненавидели татуировки еще больше, чем наркотики и алкоголь: осквернять свое тело – это происки дьявола; родители многое считали происками дьявола, и когда сестра хотела побольнее задеть маму, спрашивала: «А чем же Бог занимается? Один дьявол все время вкалывает». В такие моменты сестра сдерживала себя только потому, что Маттео расстраивался, когда расстраивалась мама, а огорчать его сестра совсем не хотела. Это было его единственным оружием, с помощью которого он защищал своих близких друг от друга: свое сердце Маттео использовал вместо щита. Уезжая из Бьорнстада, сестра предусмотрительно сказала родителям, будто поедет в церковь. Она даже связалась с приходом и договорилась, что они пустят ее пожить. Приход принимал у себя «сложных детей». Родители думали, что дочь наконец-то встала на путь истинный, мама даже всплакнула, но когда из церкви позвонили и сказали, что сестра так и не приехала, она была уже за пределами Швеции. Это случилось два с половиной года назад.

В следующий раз, когда посреди ночи раздался звонок и полицейский на другом конце провода произнес ее имя на ломаном английском, казалось, будто слезы у родителей уже кончились, они оплакали ее задолго до этого. «Ее забрал дьявол», – прошептала мама, и Маттео, не удержавшись, спросил, чтобы ранить ее побольнее: «Почему же Бог ее не спас? Разве она не стоила того, чтобы за нее бороться?»

И вот теперь родители возвращались домой с ее прахом, а Маттео смотрел на черный экран компьютера. Где ты родился и кем стал – жестокая лотерея. Те самые «если бы» и «если бы не» отделяли его и сестру от счастья, но ведь именно из них и состоит жизнь.

Если бы Бьорнстад и Хед не были таким захолустьем. Если бы люди не были такими злыми. Если бы полиция послушала его сестру. Если бы родители поверили собственной дочери, как верят слову Божьему. Если бы Маттео и его сестра родились в другом месте, где они хоть что-то значили. Если бы они были семейством Андерсон. Если бы Маттео был Лео, а сестра Маей. Если бы их мама была адвокатом, а папа – спортивным директором в хоккейном клубе.

Тогда бы и за сестру кто-нибудь поборолся.

31

Посудомоечные машины

Как-то раз весной во время тренировки на трибуне вдруг показался мужчина лет пятидесяти. Невысокий, тучный, с жидкими волосами, одетый в толстую водолазку и тонкую кожаную куртку, с массивной золотой цепью на шее. «Это еще что за таксист?» – пошутил кто-то из новых игроков, но, когда никто из старших не поддержал шутку, все быстро умолкли. Всю тренировку мужчина следил за Аматом, а потом молча ушел, но в следующий раз снова сидел на трибуне. Так повторялось каждую тренировку. В конце концов кто-то из новых игроков спросил: «Нет, ну серьезно? Что это за чувак?» Амат сделал вид, что не знает, остальные тоже. Но один из парней с Холма, убежденный в своем бессмертии, фыркнул: «Это Лев! Он из горцев, что живут возле Хеда! Не слышали об этих бродягах?» На льду парень особыми достижениями не отличался, заметил про себя Амат, зато в раздевалке таким было раздолье. Амат, конечно же, как и все, был в курсе слухов насчет Льва, но мама с детства учила его не отзываться дурно о ком попало, потому что тот может оказаться вовсе не кем попало.

Парень с Холма увлеченно рассказывал о том, что «горцы» получили свое название благодаря старой автомобильной свалке возле горы рядом с Хедом, где поселились около года назад. Никто толком не знал, откуда они взялись, сначала пришел Лев и пара других, но теперь там, по слухам,