Шрифт:
Закладка:
– Ты их знаешь? Я могу подвинуться, если вы хотите сидеть вместе…
– Нет-нет, я знаю тысячу других таких же мальчишек. Сами понимаете, хоккеисты.
– Как ты догадалась, что они хоккеисты?
– Шутите? Одинаковые сникеры, треники, бейсболки козырьком назад. Взгляд человека, который регулярно получает шайбой по лбу. Хоккеистов ни с кем не спутаешь…
Старик ухмыльнулся. Затем с безразличным видом сказал, будто думая вслух:
– Твой папа тоже из таких? Настоящий хоккеист?
Он заметил, что ресницы Маи едва заметно встрепенулись. Улыбка немного померкла и стала слегка настороженной.
– Он был таким раньше. Теперь он уже старый.
– Значит, сейчас он… отставной хоккеист?
Мая покачала головой, будто уже пожалела о сказанном.
– Нет-нет, с хоккеем покончено. Он теперь работает только у мамы.
Старик кивнул, уткнувшись в годовые отчеты. Искоса посмотрел на мальчишек. Рослые и шумные, они привыкли к своему физическому превосходству: мир принадлежит им.
– Можно задать тебе глупый вопрос?
– Конечно, – кивнула Мая.
– Думаешь, хоккеисты выглядят одинаково, чтобы чужаку было труднее затесаться среди них? Или каждый из них попросту боится быть непохожим на остальных?
Мая долго молчала, старик уже было подумал, что зашел слишком далеко и она его раскусила. Наверное, вопрос выдал в нем журналиста. Но как только он раскрыл рот, чтобы развеять напряжение шуткой, Мая посмотрела в окно и сказала:
– Все, кто играет в хоккей, употребляют слово «сражаться». Они слышат его с самого детства. Дело в прошивке. Когда они становятся взрослыми, то продолжают вести себя так, будто идут в атаку. Всегда готовы к агрессии, как будто хотят… гиперкомпенсации.
– Гиперкомпенсации чего? – спросил старик.
Мая посмотрела ему в глаза.
– Вы когда-нибудь бывали на хоккейном матче? Сидели рядом с ареной, видели вблизи, как быстро все происходит? Какой стоит грохот? Какие жуткие у них травмы? Не дай бог кто-то увидит, что ты боишься, противник набросится с удвоенной силой. Поэтому они привыкли выглядеть так, будто ничего не боятся. Будто они…
– На войне?
– Ага. Вроде того.
– Может, поэтому они и хотят выглядеть одинаково за пределами льда? Чтобы напомнить себе и другим: вместе мы армия?
Девушка отвела взгляд и растерянно улыбнулась:
– Не знаю даже. Несу какую-то чушь.
Старик испугался, что перегнул палку, поэтому решил сменить тему и попросил ее помочь достать с полки сумку. Пора принять лекарства, объяснил он, тяжело дыша, – пусть Мая не забывает, что перед ней всего лишь бедный больной старик. Это сработало.
– Все в порядке?
– Да, просто зажился я на этом свете.
– Вы совсем как Рамона.
– Кто это?
– Я еду на ее похороны.
– А, папина подруга. Она тоже интересовалась хоккеем?
– Да она была помешана на хоккее! Рамона под конец даже вошла в правление клуба.
– Правда? Значит, она работала вместе с твоим папой?
– Нет. Он ушел в тот год, когда ее выбрали в правление. Но после этого они стали встречаться еще чаще. Мама говорила, что папа проезжал мимо «Шкуры» каждый день по дороге с работы. Ему хотелось поговорить с кем-нибудь о хоккее, у мамы-то на работе к спорту все равнодушны…
Мая засмеялась. Старик тоже. Извинившись, он направился в туалет, прихрамывая больше, чем нужно. Закрывшись в кабинке, он написал в блокноте: «Благодаря Рамоне Петер сохранял свое влияние в клубе даже после того, как уволился с должности спортивного директора». А чуть ниже добавил: «Когда Мая сравнивает юных хоккеистов с армией воинов, я вспоминаю, как брал интервью у солдата в Афганистане. Он сказал, что больше всего боится не смерти, а того, что перестанет быть солдатом. Хуже всего – оказаться за бортом. А солдат без армии – уже не солдат».
Он довольно долго в задумчивости постукивал ручкой по блокноту, а потом добавил: «Каково спортивному директору без хоккейного клуба?»
* * *
В начале весны местная газета написала про облаву, которую полиция устроила в поисках наркотиков в соседнем доме, расположенном через двор от дома Фатимы и Амата. Когда в тот вечер Амат покупал самогон у знакомой девчонки, та рассказала, что ее брата арестовали. «Когда мы звоним хозяину и жалуемся, что не работает отопление, он присылает слесаря через полгода, а стоит кому-то продать два грамма гашиша, через пять минут являются копы с собаками». – Ее голос дрожал от отчаяния и злости.
На следующий вечер, вернувшись домой, Амат застал на кухне маму и Петера Андерсона. Он явно пришел не по своей воле, Амат сразу догадался, что его прислал Фрак и спонсоры, потому что Петер якобы может поговорить с ним «по-мужски». Как будто и ему Амат был что-то должен. Петер сказал, что «беспокоится» за него. Не глядя на него, Амат ответил, что повода для беспокойства нет. «Петер считает, что тебе нужно поговорить с одним из его знакомых агентов», – сказала мама, но что она об этом знает? О чем они говорили с Петером? Может, он напомнил, что покупал Амату снаряжение, пока тот был маленьким? И теперь пора платить по счетам? «Хорошо, я подумаю», – пообещал Амат, чтобы не расстраивать маму.
Они могли бы на этом закончить, но, уходя, Петер тихо, чтобы не услышала мама, сказал: «От тебя пахнет спиртным, Амат, я просто хочу тебе помочь…» Дело было не в Петере, он всего лишь подвернулся под горячую руку. Амат посмотрел ему прямо в глаза и злобно прошипел: «И много нас таких, в Низине, которым вы хотите помочь? А тем, кто в хоккей не играет, тоже поможете? Хватит врать! Вы просто хотите на мне заработать, как и все остальные!» Он, задыхаясь, посмотрел Петеру в глаза. Тот медленно переступил порог, и Амат с силой захлопнул дверь. Вечером он спросил у девчонки, которая продавала самогон, может ли она достать что-то покрепче алкоголя. Та ушла и вернулась с таблетками. Амат проспал всю ночь, наутро запястье болело гораздо меньше.
* * *
Мальчишки из хоккейной команды устроили в поезде какое-то соревнование, они показывали друг другу что-то в своих телефонах и обменивались только им понятными шутками. Для них вся жизнь – сплошное соревнование, Мая знала это не понаслышке, в Бьорнстаде было полно взрослых мужчин, которые навсегда остались пятнадцатилетними пацанами. Теперь они соревновались, у кого больше дом, новее автомобиль, дороже охотничье и рыболовное снаряжение, чей сын лучше играет в хоккей. Ана считала, что все мальчишки играют в хоккей ради своих отцов: чтобы отвечать их ожиданиям или доказать, что они ошибались; чтобы отцы гордились или, наоборот, бесились. Наверное, она знала, что говорит, ведь все эти отцы в одном лице жили с ней бок о